— Только и остается, что ждать их прихода… — буркнул старик. Его аж потряхивало, весь ходуном ходил — не то боялся до смерти, не то из-за нас переживал.
— Не сходил бы ты, дедуля, за редькой? — нежно спросила его Дуаре.
И я рассмеялся. Ждать их прихода! Ща-а. Так она и будет их дожидаться. Детка оживала буквально на глазах. Зыркала по сторонам, то на Нальте набросится, разбирая по косточкам, как она там красит глаз возле маленького старого зеркальца, делать ей словно нечего, в такой обстановке еще лоск наводить, то на меня очи вскинет. Не боялась больше глазами встречаться. Терпела дольше, меня пересматривала, я тут же ломался и куда-нибудь глазами — ша-асть! То на деда трясущегося погляжу, то на Нальте перед зеркалом, как она там, с пудрой-то… И чего в такой момент пудриться?
Вдруг мы оба сразу как подскочим! Как участники соревнований по синхронному плаванию. Косметика! Грим! Пыль или уголь, чай спитой, индиго с поверхности старых, облезлых ступеней — какая угодно, но нам нужна…
— Краска! — выпалили мы, с двух сторон накидываясь на перепуганную Нальте.
Мертвяки не очень сообразительны.
Они вообще спят на ходу. И вот в чем двусмысленность: и по-человечески тоже не спят, ходят… если б спали, мы бы узнали самое лучшее время для побега. И ходить толком не могут, потому что спят на ходу. Непонятно, понимает такой зомби, что ты ему навстречу топаешь, или видит только пятно. Растопырятся на целую улицу, разведут свои оглобли, тронутые голубым цветом, и идут. Видят или не видят — кто скажет? Пока сам не помер, для тебя кругом одни загадки…
Время шло мучительно долго, но вот наконец появился старик с большой коробкой грима. Он сказал, что еле-еле смог выпросить его у приятеля — живого человека по имени Фрий, который зарабатывал тем, что раскрашивал для Скоура мертвецов. Поганая работа. Да и мужик должен был оказаться поганым: добрый человек не пойдет на такую службу.
Нальте, крайне сообразительная в быту особа, с места в карьер принялась тут же накладывать грим на лицо Дуаре. Касалась ее осторожно, с боязнью.
Дуаре сидела, не выдавая никаких особенных чувств. Как будто ее просто причесывали, а не умерщвляли.
Не умерщвляли каждым прикосновением. Не отнимали жизнь нажатием пальцев. Между прочим, я не был уверен, что, сложись обстоятельства как-то иначе, Дуаре бы не нашла повода положить эти пальчики в ряд перед собою, чтобы нанизать на нитку и превратить в ожерелье. Она ж еще даже не знала, что Нальте была такой же принцессой, как и она сама!
Скоро уже перед нами сидела старуха в морщинах. Печальная амторианская старуха с усталым, красивым, но очень давно и надежно погибшим лицом. Меня охватило множество мыслей, а главною стала та, что я еще раз понял — буду любить ее и такую, с угасшим взором и дряблыми щеками. Даже когда она позабудет наши с ней имена…
Сложнее всего было обработать волосы, но в конце концов мы добились какого-то подобия седины, изведя половину побелки со стены, тарелку меда, совок углей и всю косметичку пудры. Пришел черед умертвить и вторую красоту.
— Приготовьтесь, девушка, — объявил я очень строго. — Черед пришел. Доча, говори сразу: тебя привязывать к лавке или отдашься нам доброю волей?
Так мы с Дуаре взялись за Нальте. Я — с большою охотой, щипался, все время подтрунивал, косу сплетал-расплетал, пылью угваздал… в общем, вел себя вызывающе. А Дуаре — совсем равнодушно. Мои безнравственные подвиги Нальте еще пыталась стерпеть, а вот поведение Дуаре стало задевать ее, девицу-то без особого исторического опыта, до самого нерва. Нальте вертелась-вертелась… нет, не понимала, что происходит с Дуаре. Образ, нарисованный мною, как-то не очень стыковался с тем, что видели ее глаза. Дуаре-облачко, Дуаре-воздушная греза, где она?
Времени оставалось в обрез — старик, доставший грим, говорил, что стражники уже прочесывают соседний квартал и направляются в нашу сторону. Потом Нальте на пару с Дуаре едва не остригли мои волшебные космы, отросшие за последние месяцы до плеч! На это своего разрешения я не давал, развопился по-страшному и уже с кляпом во рту, молниеносно всунутым принцессой Вепайи, словно бандиткой какой, согласился только на то, чтобы меня превратили в печального тихого старичка. В очень печального. И невероятно тихого. В тишине и покое оттачивающего удар. Были причины для образа.
Старичок не задержался в пути. Подрулил вовремя, такой идеалист-перестарок, на сером лице — два ярчайших осколка земного неба! Фу ты, снова прятать…
Спрятали, смазав веки медом. Попробуйте, рекомендую.
Круна посоветовала нам к приходу ищеек придумать себе какое-нибудь толковое занятие, чтобы мы смотрелись по-стариковски более непринужденно, что ли. Дуаре и Нальте она вручила по куску старой ткани, которую они должны были беспрестанно кромсать, думая, что кроят. А меня, старичка, мастера по идеализму, послала во двор рыть яму. Эта идея оказалась очень кстати — я чуть не забыл, что мне еще нужно закопать меч Скоура.
Если бы преследователи его нашли, нам бы уже ничего не помогло.