Пираты Венеры

А Дуаре, воспользовавшись ее отсутствием, обихаживала старуху. Расставила все на столе. Улыбаясь нежно, обнимала за плечи, наконец усадила на скамейку. Старуха взглянула на нее удивленно и зарыдала. Дуаре присела рядом с ней на лавку.

— Ты плачешь? — спросила она. — Почему?

— Я так давно слова доброго не слышала, никому нет никакого дела до того, радостно мне или грустно, устала я или нет, — проговорила старуха сквозь рыдания, принюхиваясь к волосам, свежо пахнущим орхидеей.

— И до меня тоже нет… — шепнула Дуаре, блестя слезами в ответ, полагая, что в сыром дворце Скоура я немножко ослеп и оглох.

— Я совсем одна, дочка… Волоски-то как у тебя славно пахнут, цветами какими, поди. Одна я.

— И я…

Сердце мое чуть не разорвалось от горя. Или счастья? Я не знал, что мне делать: тоже рыдать? А мужик-то я сентиментальный, это все знали. Рыдать или веселиться, в самом деле?

Я слышал волшебные шаги удивительного события, которое вроде таинственного пятна на небе, иногда обнаруживающего свое присутствие, и к глазам, и к душе приближалось. Нет, я не торопил ее. Плод, созревая, падает. Видимо, прежде зелен был еще, черенок железный, что было рвать прежде времени? Что рвать, чего дергать? Никакие поступки не проходят бесследно, если они движимы пра-правильным человеком, его чистым сердцем и добротой с любовью. Да, побрыкается еще для порядку, поругает, может, пару раз и лягнет. Только скоро подберется во тьме однажды и голову на плечо мое сложит. Принцесса Вепайи. Она забывала, пожалуй, о том, что принцесса. Сползала сиятельная шелуха, чепуха с бубенцами, отслаивалась. Оставалось голое сердце, нутро прекраснейшее, каким и должно быть у всякой прекрасной женщины. Смелое, но беззащитное. Требующее любви и опеки.

Ближе к вечеру все двенадцать настоящих жителей Кормора навестили Круну — так звали нашу старушку. Все они были глубокими стариками, некоторые даже старше хозяйки. Не лица, а морщины с двумя беглыми искорками; ножки-ручки сухонькие, вроде изюма-кураги. Гости посмеивались над опасениями Круны, будто их трупы могут понадобиться Скоуру. «Если бы ему были нужны тела стариков и старух, он давно бы уже их всех нашел — по возрасту нас в городе отыскать не составляет труда, мы же все у него переписаны», — доказывали они ей. Но Круна упорно стояла на своем, утверждая, будто всем грозит опасность. Наблюдая за разговором, я догадался, что это был ее любимый конек в беседах с друзьями. Наверное, без этой идеи о нависшей надо всеми угрозе жизнь ее была бы не столь интересной. Активна была по юности, видно. И душою глазаста, видела нас с Дуаре как одно. А Нальте все обжимала, какую-то сумочку ей принесла с краской для глаз и губок, старинную, видно, — желала ей доброго мужа, жизнь которому она осветит вроде свечки. Трудилась, наверное, пока могла, бабушка. А перестала — вот и маяться взялась. Ей самой нравилось представлять, будто ей угрожает опасность, из-за этого-то она и жила то в одном, то в другом доме, бегала как угорелая, кровь разгоняя. Жизнь — дорогая штучка, не раз уже говорил. Ох, побегаешь ради нее, ох, покружишь!

Однако в том, что именно над нами троими нависла смертельная угроза, все хозяева были единодушны.

Эти славные старики и старушки старались помочь нам. Приносили еду-питье не лучшего сорта, но уж хотя бы ничего не воняло, как в замке у Скоура, без привкуса смерти. Следили за тем, чтобы нас случайно не обнаружили… одним словом, делали все, что могли. Но никто из них не верил, что мы сможем выкарабкаться из Кормора, — в старости все представляется безысходным.

Рано утром следующего дня к нам примчался патлатый седой старикан — один из тех, кто был вечером, — и от волнения чуть на пол не рухнул, прежде чем рот открыл.

— Жмуры обыскивают весь город. Сбились с ног в поисках вас. Руки теряют, головы у них отваливаются, — сообщил он. — Ходят страшные слухи о том, что вы сделали со Скоуром. И как он собирается вам отомстить, только разыщет.

Оказалось, этот ученый стервец, джонг Морва, целую ночь, день и всю следующую ночь провалялся связанный и беспомощный там, где мы его бросили, среди своего антиквариата. Пока на него не наткнулся один из холуев. Холуев было бы меньше — вообще бы никто не наткнулся. Они ж еле ноги волочили, дружбаны его синерожие. Теперь из-за нас обыскивали весь город. Могли нагрянуть в любой момент. Вот и веселье приладилось, что-то мы уж заскучали тут, в тишине и покое.

— Как же быть? — спросила Дуаре. — Где нам прятаться?

— Теперь уже негде, — ответил старик обреченно. — Они проходят, как огонь по лесу. Просто чуют жизнь.

— У них, как у мускусных крыс, видимо, какие-нибудь рецепторы, — догадался я.

— Ерунда, — отрезала Дуаре. — Нет у них никаких рецепторов. Соображай мозгами, а не… — она прикусила язык. — Какие у мертвеца рецепторы? Ничего они не чуют. Просто их много. И пойдут они косяком. А с его любовью к строго плановым мероприятиям (явно признак какого-то повреждения психики) Скоур еще составит программу поисковых действий, тут и муха не пролетит без учета.