Пираты Венеры

Препроводили в комнату, в которой сидел мрачный человек с неприятной наружностью и свинцовым хохлом очень нервных, от любой ерунды воздымавшихся волос… что-то вроде щетки или ощипанных перьев. Непонятно. Белых, черных и красных перьев полосками не было, значит, не птица. Сидел в чем-то похожем на заклепанный бронежилет и документацию вел. Человек, выходило. Раз в капитанской рубке — капитан. Но вот руки… А главное, зоб! У него был прозрачный зоб, который надувался, когда тот сердился. А рассердился он в первый раз, когда я вылупился, увидев гранитную голову на подставке. Ничего себе голова, стоит у двери в каюту, с футбольный мяч на палке. Сходства с капитаном нет, значит, не папа, можно облокотиться…

Он окинул нас оценивающим взором. Потом поглядел на бюст. Потом снова на нас. Ба! У него были совершенно нечеловеческие, красноватого отлива глазки-пуговки, и этот «оценивающий взор» стоимостью девять центов… так глядит на тебя цапля, не умея сказать, что ты сел на ее червяка, а ей время обедать.

На лице его, не обремененном ни исключительным разумом, ни даже самым средним, появилась презрительная гримаса, за которой люди низкого образа пытаются скрыть от представителей высшего с чистой и ясной кармой вроде нашей с Камлотом комплекс своей неполноценности, выдавая себя с головой. Я понял, что вот с этим мы не поладим.

— Клуганфал! — прошипел он и уставился на меня круглыми золотыми гвоздиками. Потом носом тук, еще раз — тук… и замер над какою-то жеваной бумаженцией, на которой свои заключения выводил тростниковою палочкой. — Не сметь облокачиваться о товарища Тора.

— Да бога ради. Клуганфал. Новое слово, — обрадовался я, цокнув языком. — Или он нам представился?

— «Ганфал» — преступник, — перевел мне Камлот и по-доброму улыбнулся птице, руки сложив на груди. — Только не думаю, что он представлялся.

— Правда? Значит, констатировал. Вот молодец. Надо же! — удивился я. — Такой самокритичный. Выкрал из реальной жизни двух свободных людей с их правами и их проблемами, волоком перетащил за море — и начинает бить себя в грудь, задним числом называя преступником!

Этот мерзавец в бронежилетке внимательно выслушал все и заметил охране:

— Еще два угнетателя трудового народа выпендриваются. Обратите внимание, как они тонко действуют. Будто бы все понимают. Свободные люди, их права и проблемы, ва-вва… — усмехнулся он, носом тукнул и как забурчал каким-то воздушным выростом на своей шее: — Покомандовали — и хватит! Теперь мы хозяева. Вы поймете и почувствуете это еще до прибытия в Тору. Среди вас есть врач?

— Среди нас много чего есть, — гордо ответил я.

Насколько я понял, этот человек все же был не птицей, а капитаном корабля. Он пристально разглядывал меня, причем смотрел только вперед, словно вбок не умел; если было нужно увидеть что-нибудь на стороне — поворачивал голову. Забурчал:

— Ты не вепайянин. Так кто ты? Ва… ва-вва…

— Морская пехота, говорил уже.

— Я никогда не встречал желтых волос и таких глаз, — отметил он после долгой заминки. Ситуация была смешной. Что такое «морская пехота» — не понял, но не желал выказывать неосведомленности. И снова вакнул. Потому как капитан.

— Полагаю, ты много чего не встречал, — я скромно поддержал разговор. — На сегодняшний день, запиши, я тоже вепайянин. Исходя из тех соображений, что Вепайя — единственная страна, в которой мне довелось побывать.

— Что значит «на сегодняшний день»? — он выкруглил желтый гвоздик в глазу и застыл, силясь понять что-то явно для своих возможностей непознаваемое. — Спрашиваю, что значит, спрашиваю?

— Это значит, командир, что ни сегодняшний, ни завтрашний дни уже не имеют никакого значения, — огрызнулся я. — Это значит, что под теменем, кроме пера, мозгов у тебя тех нету, которыми что-либо можно понять.

Капитан от неожиданности гукнул и приподнялся. Взор стал жесток, остер и пронизывающе холоден. Хохолок поднялся вертикально, зоб расперло.

— Хамишь? Ва-вва… — прожужжал он в точности так, как разговаривали у нас дома тетерева перед серьезными переменами в своей личной жизни. И вырост на шее затрясся. — Спрашиваю, хамишь, спрашиваю?

— Хамлю, — отозвался я совершенно спокойно. — И особо не переживаю. А ты взволнован? Ты человек или птица, капитан? А чего нервничаешь? У тебя линька? Или плановая любовь? Нет, тебе просто приказали доставлять товарищу Тору вепайян. Дали работу. По вепайянам. Никого не волнует, что ты о них думаешь и что они думают о вас. Ты работаешь по вепайянам, а не по философии. Но если ты нарушишь приказ и повредишь меня, у тебя будут проблемы.

В такой ситуации надо бы держать язык за зубами, но из меня плохой дипломат, особенно если я раздражен и вижу, с кем имею дело.