А упали на них братики из толпы разбушевавшихся узников. С криками, бранью, скопом на офицеров набросились. Вышли из себя. Настоящие мятежники без образования и должного уровня подготовки. Я присмотрелся — все чужие, все не мои. Эти-то не признавали никаких приказов. В результате каждый бился сам по себе. Сольник давал. Но не даст никогда толкового сольника ни один хорист, привыкший к коллективному пению.
Так настал самый отвратительный миг в любой подобной акции. Я, признаться, не был к нему морально готов. Но разводить по углам должен был именно я, здешний аккумулятор и заправила, Карсон из рода Нейпир.
Да, под моим началом и на Земле работали люди. Но то ли людей было меньше, то ли мозгов у них было побольше, их действия никогда до такого отчаяния меня не доводили. А тут увидел я дикую сцену. Сцену страшной расправы, о масштабе которой прежде, мечтая на трюме о том, как все будет, даже и думать не мог! Я увидел скотов. Животных. Увидел влияние на рассчитанную до тонкостей комическую драму исключительно человеческого фактора, превратившего мою злую комедию в гиньоль, в трагический фарс.
Рассказываю по порядку. Отслеживайте.
Короче говоря, я намеревался защитить тех двух офицеров, которых Зог определил за борт, но для этого мне бы пришлось нырять за ними в воду, а мокнуть в разгар битвы как-то не очень захотелось. Я велел Зогу в следующий раз быть повнимательнее и не швырять в воду тех, на ком еще можно поформировать характер, немного отточить свою волю к свободе да натренировать удар, и вообще: проверять нужно каждого перед броском — верно ли это чужой.
В конце концов вместо тех двух, утопших, мы нашли двух других. Низкие лбы и мрачный вид как-то сразу подсказали, что агитация тут не поможет. Да и дрались они любо-дорого. Дико защищали свою жизнь, хотя были прижаты к стене, и положили немало восставших, прежде чем те смогли их одолеть. Оказалось, у каждого здесь имелись свои счеты с каким-нибудь вышестоящим по званию, и работать по нормализации отношений можно было круглые сутки.
И вот картина маслом. Просто прозрение для вождя, рассчитавшего план действий и раздавшего роли. Осатаневшие мятежники, большую часть которых я никогда не видал в лицо, не знал, понимаете, даже, каким количеством народу тут руковожу, кинулась на последнее пристанище власти — башню на верхней палубе.
Взяли они башню, мерзавку, приступом. Массой. Я во все глаза смотрел и ни черта не понимал, кто такие? Они стали вытаскивать из нее чуть ли не за уши оставшихся офицеров, молившихся товарищу Тору, и рубить их, кромсая, тут же, на верхней палубе. А уже надежно искромсанных — скидывать вниз, к орущей толпе. Боже мой, звери какие-то! Кто? Откуда, спрашиваю, они налетели? Я, уверяю вас, этих типов видел впервые! Может, тут был не один трюм? Или подводный гараж имелся? Может, эти упали на нас с небес, в разгар боя? Не знал, что думать.
Последним выволокли капитана.
Он прятался в своей каюте, курёнок, в шкафу, среди запасных бронежилетов. При его появлении раздался крик ненависти и гнева, сопровождаемый совершенно новыми для меня словами, которых мне еще слышать не доводилось. Мы с Камлотом стояли в сторонке и беспомощно наблюдали за этим разгулом страстей. У него, капитана, даже ничего не спрашивали. Хотя во рту его булькало положительное «ва-вва» и он в этот миг был готов согласиться со всем на свете. А желтые гвоздики в его глазках могли дать сигнал остальному организму, и мы бы, уверяю, уже очень скоро получили тактический план защиты Торы, не говоря уже об эксплутационном плане городских коммуникаций!
Только в желтые эти глазки несчастного, недалекого курицы-капитана, вбили по кинжалу.
Какой-то не очень крепкий даже убивало попался. Хлипковат, шея морщинистая, голос злой. Крикнул сам: «По глазам его!» а так как никто не выразил такого желания оперировать, пошел в доктора сам.
Глаза капитана «Софала» стали сначала огненными, забрызгали лицо и часть палубы жидкими сгустками, а потом — рукоятчатыми. В каждом стояло по этому граненому ножу… Мерзость какая. Мерзость и гнусность. Бардак какой! Кто ж этот гад был? Даже Зог расстроился и отказался кидать в море так жестоко убиенную курицу. Сказал, что задушит любого, кто будет настаивать. Показал кулаки. Тогда на наших глазах капитана разорвали на восемь частей и частями сбросили в море.
И — незабываемое зрелище! Тут же на наших же глазах, невесть откуда взявшись, появилась пятерка людей-птиц.