Пираты Венеры

— Ну, как здорово! — буркнул я, хлопнув три раза в ладоши. — Вечный позор! Смерть! Какие слова! У вас, ребятки, повальная гигантомания… И возрастной ценз мне тоже очень люб. В двадцать лет в моем родном городе не было ни одной машины, которую бы я не открыл школьной скрепкой! И ни одной девчонки, которую… Хм, что я хотел сказать? Да. Школьной скрепкой. И ведь знаешь, от своих милых шалостей я хуже не стал. Умственно и морально оформился. Ей уже девятнадцать. Я ее видел босиком. А она меня — в этом бикини… Она уже не так невинна, как предполагается, потому что глаза едят прежде, чем съест желудок. Это установленная истина. Год, полтора — какая разница! Некоторые вообще так рано начинают, что… — я прикусил язык. Не то что-то сказал. Не по роли героя, освободителя-идеалиста. Совсем тронулся. Непра-правильно говорил. На Камлота непра-правильно действовал. Вот как надо: — Горе мне! — заорал я, перепугав не одного его, а половину народа на корме, выскочив туда, не только дергая себя за волосы, но и попеременно ударяясь обо все встречающиеся на пути предметы страдающей головой. Потом затеял монолог из Софокла, вбежал снова в каюту и, плотненько дверь подперев своим совершенным торсом, провозгласил: — Получается, я подбивал ее на бесчестие! На вечный позор? Так, Камлот? Глаза, уши, нос и глотку мне надо вырвать! Я только теперь осознал, как ужасно должен был выглядеть мой поступок в глазах Дуаре.

— Охолонись, — предложил Камлот, отличный зритель, но как гражданское лицо — несгибаем, даже в своей несогбенности, малоподвижности — туп. — Какой бы он ни был, но это закон. А по отношению к Дуаре его соблюдение имеет особо важное значение для Вепайи, так как она — надежда Вепайи.

Я и раньше замечал, что люди, упоминая о Дуаре, употребляют эту метафору, но не понимал ее смысла, полагал — титул или дешевый эпитет.

— Да слышал я сто раз. Не понимаю только, что это означает.

— Дуаре — единственный ребенок Минтэпа. У него не было сына, хотя сотни женщин были готовы помочь ему в этом. Если Дуаре не родит сына, династия прекратит свое существование. Вепайя умрет.

— Ах, вот оно что! Тогда другое дело! Как патриот я не позволю Вепайе умереть! — рявкнул я. — Не просто же так я на нее надрывался, кровями исходил, на абордаж пошел вот в первый раз в жизни! Я хороший интуит, Камлот. Я и по рождению получил от папы с мамой кое-что по этой части. Интуитивные способности. Внутреннее зрение. Называется предвидение. Его во мне развил совсем великий человек, гуру по имени Чандх Каби. А путем тренировки я довел их до такого уровня, что моя баснословная интуиция превышает даже женскую. Так вот, я тебя уверяю, что Дуаре родит не одного сына.

— Ты это видишь внутренним зрением? — по-научному подошел к разговору Камлот, потрясенный известием.

— Да. И внешним тоже.

— Очень важно, — заметил Камлот, то сиявший от счастья, то тревожившийся, не слишком ли щекотлив разговор, — чтобы мужем принцессы стал человек, достойный быть отцом джонга.

— Да, ты прав, старик. Это действительно очень важно. Когда один человек не подходит другому по крови, это всегда серьезная медицинская проблема. Но ты знаешь, и она решаема…

— Кровь джонгов есть кровь джонгов, — философски заметил Камлот. — Представляешь, какой должна быть кровь у будущего мужа Дуаре?

— Воображаю себе, — неопределенно ответил я. Девятнадцатой группы. И тут же с горячностью поинтересовался: — А его уже нашли?

— Ищем, — объявил Камлот со зверски хладнокровным лицом. Ну, олицетворение нации. Незыблемость государственных устоев. Прямой путь в шизоидалку со всеми вытекающими последствиями для обитаемого мира. Вот, убивал меня и наслаждался. Хотя нет, он был слишком невинен умом, все принимал за чистую монету, буквально. Рассказывал, глазом горя: — Искать будем еще долго. Старательно, рьяно. В этом поиске весь народ сольется в одно целое.

— Сольется в одно целое, — продолжил мечтать за него я, скашивая взгляд на свои поцарапанные коленки, — и отыщет наконец что-нибудь подходящее… Да считай, и сливаться-то нету смысла, Камлот, — подытожил я простецки. — Потому что на Дуаре женюсь я! И ждать еще год или два не буду!

Вот тут…

О, это была уже не картина маслом, а монумент «В назидание оставшимся». Камлот подскочил, как будто его сразу в сто мест ужалили, и с безумным выражением глаз выхватил саблю. Я еще не видел его в таком состоянии. Нет, он, конечно, все время хватал свою саблю, но обычно глаза были мирными: так, похватал для профилактики — и назад уложил. Но сейчас разразилась буря! Мне показалось, он убьет меня на месте. Вот до чего доводит порядочного человека глупый догмат государства.

— Защищайся! — заорал он, отскакивая в своей сногсшибательной позе дворцового ратника: спина, чуть согнутые колени, посадка головы — десять баллов! — Я не могу убить безоружного!