Мне стало так страшно, что подскочил к горлу горячий скользкий ком.
В этот миг Данута повернула ко мне восковое лицо. Оно не было из воска, я не заговариваюсь. Но на единственный миг на нем застыла та же мука, как на лице той фигуры со вспоротым животом, которую я нашла за черной дверью.
Она узнала меня, застывшую на тротуаре через дорогу. В окружении бегающих пятиюродных кузин, рядом с подвыпившим и необыкновенно веселым дедушкой.
Я не знаю, о чем с ней теперь говорить. Когда я закрываю глаза, мне видится, как по ее рукам и ногам ползают жирные белые пауки.
Как же мне теперь поступить?..
* * *
Дурно сплю. Так хочется видеть маму!
Она бы подсказала мне.
Она бы утешила.
* * *
В пансионе. Снова. На жилом этаже так тихо. Я боюсь дышать слишком громко. Я боюсь, что на звук придет Данута – она здесь, она близко! – и нам придется поговорить. В моей голове я уже столько вариантов проиграла, что скоро начну разговаривать ее голосом.
* * *
Магды все нет и нет. Вечер уже, окна черные, и в них отражается мое нелепое потерянное лицо. Бледное, как у призрака. Я даже на себя не могу смотреть.
И шкаф такой угрожающе громоздкий. Не могу проходить мимо. Мне почему‑то кажется, что, как только я подойду поближе, он упадет и раздавит меня, изломает все кости.
Пан Бусинка утешающе перебегает по моим плечам. Пытается развеселить. Но даже храброму крысенку не отогреть меня в эту страшную стужу.
Я пишу, а руки трясутся.
* * *
Когда, незадолго до первого звонка, на пороге нашего дортуара показалась Дана, я даже обрадовалась. Живая, настоящая! Руки в карманах халатика.
Дана не улыбнулась, только голову склонила набок, будто приглядываясь ко мне. Принюхиваясь к моим страхам.
– Можно присесть? – спросила она.
Сил хватило только на кивок. А так хотелось броситься, обнять ее. И реветь, реветь… Дурочка я, да?
Данута уселась глубоко на кровать так, чтобы ноги не доставали до пола. Это здорово – снова почувствовать себя маленькой. Теперь‑то ноги длинные. Иногда коленки под пюпитр не помещаются.
Все так же болтая полуснятыми туфлями, Дана достала из кармана халата маникюрные ножницы с загнутыми кончиками.
Потом захватила немного простыни с моей кровати, скрутила ее жгутом и отрезала. Распрямившись, ткань явила круглую дыру с неровными краями.
Кажется, я взвизгнула от удивления. Но Данка даже не повела выщипанной бровью.
– Помню, на этой самой кровати мы тебе темную устроили. Весело было. Помнишь?