Пирожок для спецназовца

– Никак не получается паяльник тебе вернуть. Клянусь, случайно прихватил. Потом куда-то засунул… точно помню, что клал его в сумку, чтобы назад принести, а недавно смотрю – в сумке нет. Как будто домовой украл.

– Не к спеху, – пробурчал Мохито. – Гранаты для салата? Йоша мне все уши прожужжал – вкусно, что-то необыкновенное.

– Ага. Слопал три порции, весь гранат сверху собрал, начал Ахима просить сделать еще. Ну и в итоге меня в магазин выгнали.

– Сложности семейной жизни, – поддел Мохито. – А ты же, вроде, гранаты не ешь? Не помню, чтобы ты хоть раз покупал. Я спрашивал, ты говорил – «нет, не надо, лучше что-нибудь другое». Я думал, у тебя аллергия. Или…

– Или, – Шольт остановился возле светофора, скользнул взглядом по припорошенным снегом украшениям на пустой веранде, на сосульках над балконом – надо будет сбить – и сказал правду, которую не мог озвучить ни Йонашу, ни Ахиму. – Я тебе говорил, что Яцеку первый раз вломил, когда он был на седьмом месяце?

– Да.

Видно было, что Мохито насторожился – тема разговора стала совершенно не праздничной.

– Он этот самый салат готовил, сказал, что гранат слишком спелый, в холодильнике перележал, зерна мнутся, корку не очистишь, сок течет. Готовить начал внезапно, до этого лежал-лежал, не шевелился, не хотел разговаривать… Я его двое суток пас, утерял бдительность, пошел в магазин за гранатом. А он у соседа денег занял и в доме у кого-то дозу купил – я подозревал, что в соседнем подъезде торгуют, но доказательств не было. В общем, я вернулся, а он на полу валяется и ржет. Меня перемкнуло… сдобу я потом не ел, потому что не мог, а гранаты… не хотелось. И думал, что никогда не захочется.

Они перешли дорогу, остановились на углу, возле веранды. Мохито переступил с ноги на ногу, проглатывая часть звуков, спросил:

– А сейчас? Сейчас нормально? Ахим же… он не такой. И с ним Йоша.

– Да, – согласился Шольт. – Он не такой. Ты иди. Я посижу. Подышу воздухом.

Растерянный Мохито остался стоять столбом возле веранды – похоже, уже жалел о встрече и вопросе, не таившем коварства, но обернувшимся ударом по больному месту. Шольт пролез под гирляндой из снежинок, перегораживающей вход, отряхнул стул, бросил пакет с гранатами на стол, уселся и закрыл лицо руками. Накатило – не страх, что дома что-то случилось или случится. Из глубин души поднялась давно осевшая тина. Странно. Когда Ахим салат готовил, когда ели, когда за гранатом уходил – ничего подобного не было. А от разговора с Мохито как болото взбаламутило.

Вспоминалось все подряд, обрывками. Суды за Йошу, которого он еле-еле отобрал у родителей Яцека – покойного мужа стерег и кулаками махал ради того, чтобы здоровый ребенок родился, а раз Хлебодарный смилостивился и родился, незачем сына кому-то оставлять. Конфликты на работе, перевод к Новаку – спасибо Анджею, упросил – медленное привыкание к тому, что началась другая жизнь. Без вранья, скандалов, бесконечного поиска заначек «пыли», зато с ответственностью за ребенка. Он помнил, как ему говорили – с ума сошел, в одной квартире с медведем жить? Ты на него глянь, у него же осколки в голове застряли, взбесится, и тебя порвет, и Йошу. Шольт только плечами пожимал – от Мохито веяло смятением, а не угрозой. А после судов он бы за Йошу трех медведей на клочки разорвал, растер и плюнул.

А потом, когда все окончательно наладилось – у Йоши не проявилось скрытых проблем со здоровьем, на службе перестали давние грехи припоминать – появился Ахим. Чистенький, симпатичный, хваткий. Не то, что томный белый дурачок, расставлявший букеты на подоконниках и устраивавший в кофейне литературные чтения. Кафетерий еще только ремонтировали, кожаные диваны выносили, а Анджей уже нового хозяина дома по базе пробил и одобрил: «Как по заказу. Добропорядочный». И со смешком добавил Новаку: «Холостой, бездетный. Надо будет к нему под бок кого-нибудь пристроить. Шольт, ты не собираешься Йонашу второго папу завести? Этот подойдет». Вроде бы, обычная шутка, к кому только его Розальский не сватал. А разозлило до мушек перед глазами.

После этого при виде Ахима корежило, как будто муравьи под бронежилет пробрались и по телу ползают. Хотелось орать, самому в кафетерий не заходить и Йонашу запретить строго-настрого. Шольт еле сдерживался – понимал, что сразу слухи пойдут, языкастые сослуживцы придумают с десяток версий, начнут вызнавать, не пересекался ли он с Ахимом в прошлом, иначе откуда бы такая вражда?

Один Камул знает, чем бы это все закончилось – самые внимательные уже заметили неадекватную реакцию, Мохито даже в лоб спросил: «Этот Ахим тебе насолил чем-то? Йошу обидел?». Шольт отделался каким-то нелепым враньем, почти запутался, а потом ложь взорвалась, разлетелась вдребезги, вместе с рукой и террористом, да еще и осколками на прощанье нашпиговала.