Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути

ЕЦ Ваша книга «Словосфера» – это, прежде всего, галерея. 180 произведений живописи, созданных в последние семь столетий. А рядом – ваши поэтические реминисценции. Под стихотворениями даты: разные дни 2011–2013 годов. Но не сомневаюсь: вы так или иначе создавали свою коллекцию в течение десятилетий. Ведь это ваш дневник: «Прошлое бесконечно и всегда под рукой: Ван Гог и Гирландайо, Манэ и Малевич, Джотто и Уайет, Кандинский и Рембранд, Поллок и Филонов… Я ни в коем случае не ставлю себя в один ряд с великими мастерами. Упаси Б-г. В этой серии лишь посвящения: картинам, которые я люблю, и их авторам, которых я всемерно почитаю; а также прожитому отрезку моей жизни и ее Автору…» Как сложился и развивался ваш диалог с шедеврами?

ГК В силу стечения обстоятельств. Прежде всего, еще со второго курса Кораблестроительного института, я увлекся изобразительным искусством. В СССР можно было купить арт-альбомы, изданные в странах соцлагеря: ГДР, Венгрия, Польша. Разных форматов, цветные и черно-белые, с твердой или мягкой обложкой, не всегда хорошего полиграфического качества. Покупал то, что по случаю попадалось в книжном магазине или на «черном» книжном рынке. От фолиантов о братьях Кранахах, Гансе Гольбейне-младшем и Отто Диксе до альбомов символистов, графики Матисса, картин Брейгеля и Босха, прерафаэлитов и Диего Риверы. Как говорится, было не до жиру – любой информации был рад. И это при том, что альбомы были нечитаемы, поскольку польского, венгерского и немецкого языков я не знал.

Информации об арте после Второй мировой войны, практически, не было вообще. Разве что в популярной книге А. Кукаркина «По ту сторону рассвета. Буржуазное общество: культура и идеология», одобренной, вероятно, идеологическим отделом ЦК КПСС. Даже в примечательной серии «Малая история искусств» том, посвященный искусству XX века, заканчивался 1945 годом. Складывалось впечатление, что известный тезис Теодора Адорно «писать после Освенцима стихи – это варварство…», услышали не поэты, а художники: вроде как после Освенцима за пределами СССР ни одно полотно написано не было.

В ряду обстоятельств – мои десятилетиями не прерывающиеся отношения с другом детства Александром Каном, который с 1996 года работает в Лондоне обозревателем по культуре Русской службы Би-Би-Си. Джазовый критик, продюсер, журналист, переводчик, в 70-е – 80-е годы Кан был организатором основных событий в области новой музыки в Ленинграде. Кстати, он перевел с английского на русский вышедшую в России в марте 2019 года, уже ставшую популярной, нашумевшую книгу-мемуар Джоанны Стингрей «Стингрей в Стране Чудес». Эта книга о ленинградском роке, Рок-клубе на Рубинштейна, 13, Цое, БГ, Майкле Науменко, Сергее Курехине и многих других рок-иконах, как принято говорить на Западе.

Благодаря Кану я познакомился в конце 1970-х с Курехиным, с которым в дальнейшем мы вместе несколько раз выступали в Питере и Москве: я читал, естественно, тексты, он – играл. Один из первых походов с Каном в конце 70-х к ленинградскому художнику Николаю Сажину (он внезапно скончался в этом году в марте, у холста, за работой) привел меня к знакомству с питерскими нонконформистами, позже – в круг Тимура Новикова «Новые художники». И т. д., и т. п. К Кану домой, во время одного из моих приездов, пришел Аркадий Драгомощенко, возглавлявший «Клуб 81», в который входили все, практически, неофициальные ленинградские литераторы. С Аркадием мы договорились о выступлении московских поэтов в Клубе. В поездку я пригласил нескольких поэтов, среди которых был Алексей Парщиков. Так Алеша познакомился с Аркадием, в следующем году по заслугам став лауреатом престижной литпремии им. Андрея Белого. Аркадий заочно знал Парщикова по публикации его «Новогодних строчек» в «Литературном обозрении» в 1984 году.