Вместе с изменением и развитием орудий производства изменялись и развивались люди как важнейший элемент производительных сил, изменялись и развивались их производственный опыт, их навыки к труду, их умение пользоваться орудиями производства.
Сталинские кадры, одновременно, так сказать, и зачаты самой машиной, и развиваются в теснейшем симбиозе с ней. (При этом «вырабатывающая» их техника функционально соответствует рабочему классу, который выводит из своих глубин собственную интеллигенцию, чтобы она затем способствовала его дальнейшему усовершенствованию.) Именно эти его марксистские приоритеты в сочетании с уничтожением квалифицированных военных специалистов в период Большого террора самым трагическим образом скажутся в 1941–1942 годах, когда выяснится, что накопленными в гигантских количествах танками, самолетами и прочей военной техникой люди толком пока так и не научились управлять.
Но за богами из машины, как и за самими машинами, за всей советской кадровой, угледобывающей, металлургической и прочей промышленностью, стоит их общий демиург, отец людей и станков, великий кузнец социализма[593]
.Железный век социализма
Чаще и охотнее всего «творец пятилеток» говорит о «выковывании» — новых людей, спецов, армии, ее комсостава, вообще любых реалий и персоналий созидаемой им цивилизации. Хотя кузнечно-металлургическая аллегорика, конечно, роднит его с нацизмом, заимствована она все же из иной — и фольклорно-кавказской, и марксистско-революционной — среды. Только на место коллективного кузнеца-пролетариата и Ленина как его «молота» Сталин поставил самого себя.
Как уже упоминалось на этих страницах, для всего большевизма сталь, металл были и природной стихией пролетариата, и метафорой собственной — стальной, сплоченной — партии; от западной социал-демократии большевики переняли и повышенное уважение к рабочим-металлистам как современному воплощению мятежного кузнеца. В 1917 году на VI съезде Сталин, следуя этому канону, доказывал «громадную организованность» московских рабочих, ссылаясь как раз на металлистов. Со временем он не столько узурпировал, сколько на правах олицетворенной тавтологии унаследовал сталелитейный пафос коммунизма.
С 1920‐х годов советский Сослан не раз называл металл «основой основ» нашей промышленности. Как мы только что видели, именно черная металлургия в глазах Сталина была той решающей силой, которая вела человечество от его первобытного убожества к лучезарному социалистическому финалу. В 1925 году генсек напрямую связал ее с созданием нового, коллективистски-централизованного общества — и, соответственно, нового человека, — а заодно процитировал максиму «железного рыцаря»:
Тов. Дзержинский прав, говоря, что
Если раньше стальной статью, «закалкой» наделялась только партия или пролетариат, то теперь металлическую природу должна обрести вся страна. Через четыре года генсек сообщил об успешном продвижении к цели:
Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации («Год великого перелома»).
И наконец, в конце 1934-го — вскоре после дня своего рождения — Сталин в Кремле возвестил металлистам о наступлении социалистического Железного века:
Теперь ведь уже нельзя считать, что мы страна «деревянная».
Металлическая, но пока еще не стальная, в отличие от ее вождя. Ибо в дни юбилея (1929) и особенно на XVII съезде, в том же 1934 году, Сталина уже повадились величать «стальным солдатом партии» (Микоян), «стальным и гениальным большевиком» (Д. Ибаррури) или совсем просто — «стальным Сталиным» (Ворошилов). Ср. в казенном фольклоре:
Антропологическая утопия генсека в конце концов должна была обернуться его прямым клонированием[595]
. На встрече с металлистами он попенял директорам заводов на нехватку этих стальных кадров, как и самой стали: «У вас не все здесь обстоит благополучно. У домен вы более или менее сумели вырастить и организовать технически опытных людей, а в других звеньях металлургии еще не успели этого сделать. Именно поэтому сталь и прокат отстают от чугуна».