Читаем Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты полностью

Вместе с изменением и развитием орудий производства изменялись и развивались люди как важнейший элемент производительных сил, изменялись и развивались их производственный опыт, их навыки к труду, их умение пользоваться орудиями производства.

Сталинские кадры, одновременно, так сказать, и зачаты самой машиной, и развиваются в теснейшем симбиозе с ней. (При этом «вырабатывающая» их техника функционально соответствует рабочему классу, который выводит из своих глубин собственную интеллигенцию, чтобы она затем способствовала его дальнейшему усовершенствованию.) Именно эти его марксистские приоритеты в сочетании с уничтожением квалифицированных военных специалистов в период Большого террора самым трагическим образом скажутся в 1941–1942 годах, когда выяснится, что накопленными в гигантских количествах танками, самолетами и прочей военной техникой люди толком пока так и не научились управлять.

Но за богами из машины, как и за самими машинами, за всей советской кадровой, угледобывающей, металлургической и прочей промышленностью, стоит их общий демиург, отец людей и станков, великий кузнец социализма[593].

Железный век социализма

Чаще и охотнее всего «творец пятилеток» говорит о «выковывании» — новых людей, спецов, армии, ее комсостава, вообще любых реалий и персоналий созидаемой им цивилизации. Хотя кузнечно-металлургическая аллегорика, конечно, роднит его с нацизмом, заимствована она все же из иной — и фольклорно-кавказской, и марксистско-революционной — среды. Только на место коллективного кузнеца-пролетариата и Ленина как его «молота» Сталин поставил самого себя.

Как уже упоминалось на этих страницах, для всего большевизма сталь, металл были и природной стихией пролетариата, и метафорой собственной — стальной, сплоченной — партии; от западной социал-демократии большевики переняли и повышенное уважение к рабочим-металлистам как современному воплощению мятежного кузнеца. В 1917 году на VI съезде Сталин, следуя этому канону, доказывал «громадную организованность» московских рабочих, ссылаясь как раз на металлистов. Со временем он не столько узурпировал, сколько на правах олицетворенной тавтологии унаследовал сталелитейный пафос коммунизма.

С 1920‐х годов советский Сослан не раз называл металл «основой основ» нашей промышленности. Как мы только что видели, именно черная металлургия в глазах Сталина была той решающей силой, которая вела человечество от его первобытного убожества к лучезарному социалистическому финалу. В 1925 году генсек напрямую связал ее с созданием нового, коллективистски-централизованного общества — и, соответственно, нового человека, — а заодно процитировал максиму «железного рыцаря»:

Тов. Дзержинский прав, говоря, что наша страна может и должна стать металлической.

Если раньше стальной статью, «закалкой» наделялась только партия или пролетариат, то теперь металлическую природу должна обрести вся страна. Через четыре года генсек сообщил об успешном продвижении к цели:

Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации («Год великого перелома»).

И наконец, в конце 1934-го — вскоре после дня своего рождения — Сталин в Кремле возвестил металлистам о наступлении социалистического Железного века:

Теперь ведь уже нельзя считать, что мы страна «деревянная». Теперь мы страна металлическая.

Металлическая, но пока еще не стальная, в отличие от ее вождя. Ибо в дни юбилея (1929) и особенно на XVII съезде, в том же 1934 году, Сталина уже повадились величать «стальным солдатом партии» (Микоян), «стальным и гениальным большевиком» (Д. Ибаррури) или совсем просто — «стальным Сталиным» (Ворошилов). Ср. в казенном фольклоре:

Всех крепче металловУпругая сталь,Но, Сталин, ты крепче,Чем всякая сталь:Из стали куешь тыРяды ВКПИ армии КраснойСтальные ряды[594].

Антропологическая утопия генсека в конце концов должна была обернуться его прямым клонированием[595]. На встрече с металлистами он попенял директорам заводов на нехватку этих стальных кадров, как и самой стали: «У вас не все здесь обстоит благополучно. У домен вы более или менее сумели вырастить и организовать технически опытных людей, а в других звеньях металлургии еще не успели этого сделать. Именно поэтому сталь и прокат отстают от чугуна».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное