Писатели США о литературе. Том 2

Идеальный пример (и как только мы, преподаватели, не охотимся за ним, как с ним не носимся) такой, который не доконает нерасторопных, запугав сложностью, и вместе с тем не заставит скучать самых одаренных. Я привожу в качестве примера тетраметрического куплета, скажем, «Перемены» Стэнли Кьюница—не самое лучшее из его стихотворений, но обладающее четкой структурой и техническими достоинствами, которые можно наглядно продемонстрировать слушателям. Стихотворение удачно благодаря таким очевидным достоинствам, как основная вводная фраза, определения до и после существительного, совершенная конструкция, терцет и, кроме того, искусство ритмики и изящество сюжета. Еще один пример: «Прелестный беспорядок» Геррика, с прекрасно подобранными эпитетами и воздушными рифмами, с многозначностью при внешне безыскусном стихе. И еще: «К его смиренной госпоже» Марвелла, поистине все, что бы ни создавал поэт в этой форме, образцово. Или возьмем Вогена. Или Коттона. Или «Жажду земли» Каули, с ее чистотой и совершенством стиля. Однако представьте, что кто-то из студентов воскликнул: «Мое призвание—лирика. А ваша форма—для остроумцев!» Ответом может послужить мощный «Алхимик» Богэн, где простые повествовательные предложения создают впечатляющий эмоциональный эффект. А потом можно устремиться к Бриджесу, Кэмпиону, Джонсону.

Достигнув профессиональных высот, занятия сами превращаются в цельное поэтическое создание, и тогда в движение приходит вся мощь ассоциативных сил разума (и не одного, а нескольких)... Я не знаю, спровоцировал ли я когда-нибудь подобный взрыв эмоций и интеллекта, но помню, как общее возбуждение группы поднималось до такой степени, что даже оговорки, даже слуховые казусы рождали новые образы: вместо «взорви недосказанное!»—«сорви недосказанное!». Вот вам и метафора—новая, ассоциативная, емкая.

Конечно же, преподавание вовсе не только передача другому творческого жара, не только взаимосвязь творческих устремлений. Качество преподавания зависит от того, будет ли конечный результат осмысленным и добротным. Но опять же можно ли это заранее предсказать? Нередко преподавателю приходится очень долго ждать признания.

Находятся и такие, кто считает, что молодежи не о чем писать. Это неправда. Прежде всего, существует мир юности, где живут эти молодые или откуда только что вышли,—мир, полный своих причуд, неясных замыслов, особой остроты восприятия. Но есть и воспоминания о детстве, все еще являющиеся в разных формах. Кроме того, молодежь может выйти за известные ей пределы и окинуть происходящее свежим взглядом.

В моей преподавательской работе немало недостатков. Я не уверен, достаточно ли строг в вопросах мастерства, как, например, взыскательны Уинтерс, Хамфриз или Рэнсом. Возможно, я необоснованно резок со студентом, которому нужен ментор — опекун. Но нам нельзя все время вмешиваться, нельзя взваливать на себя духовную ношу другого. Я утверждаю, что поэту-преподавателю необходимо сохранять свое особое положение, в противном случае он не только зачеркнет свое творчество, а значит, утратит влияние на лучших студентов, но и окажет им еще одну плохую услугу: безотчетно он попытается лепить из них свое подобие.

Всегда должен быть обмен мнениями, однако большая часть знаний в области мастерства приобретается косвенным путем. Одна фраза, одно замечание после лекции или на досуге, если только тема в этот момент актуальна, стоит гораздо большего, чем бесконечные посасывания трубки, бессмысленные судороги пера, скорбные заседания кафедр.

Сюрприз — следствие психологического скачка. Как и в игре на фортепиано, внезапно, без видимой причины, кто-то взмывает на абсолютно иной уровень исполнительского мастерства и проникновения. Юноша, заучивший наизусть почти все стихи Эдди Геста, вдруг явится с поэмой, пусть еще шероховатой, но в которой сверкает искра божья.

Значительная часть преподавательского труда незаметна, и веселого гама, сопровождающего поэтическое занятие, тоже никому не слышно. Этот труд неуловим, как танец, его нелегко описать, нелегко определить. Однако после всех чтений, и размышлений, и декламаций все же кое-что остается— образование.

1952 г.

ТОМАС МАКГРАТ

РОМАН-ПАНОРАМА

Писать о книге, прочитанной не до конца, разумеется, дело рискованное. Но что поделаешь, когда опубликовано всего две части будущей трилогии. Только что вышел второй том трилогии «Семена» Ларса Лоренса—роман «Из праха»,—и, я думаю, теперь уже можно составить представление о произведении в целом и высказать о нем предварительные суждения.