Писатели США о литературе. Том 2

Кто-то однажды сказал мне, что люди, как правило, не выдерживают слишком интенсивного контакта с реальностью. Имелось в виду, что фантазии люди отдают предпочтение перед доподлинным воспроизведением их собственного жизненного опыта. Например, в то время как Де Сика и Росселини вносили в итальянское кино дух живой жизни, итальянцы самым откровенным образом выказывали предпочтение картинам с Ритой Хэйуорт, мир, окружавший ее на экране, напоминал сказку, а тот мир, о котором рассказывал Де Сика, им был и без того слишком хорошо знаком. Можно вместе с тем предположить, что американцев, выстаивавших очереди, чтобы посмотреть «Шуша» и «Рим—открытый город», тоже привлекал в этих фильмах художественный мир, который они находили экзотическим и который не грозил стать для- них миром реальным. В нашей стране очень часто за похвалами, которые воздают серьезным произведениям, скрывается всего лишь неспособность отнестись по-настоящему серьезно к чему бы то ни было на свете.

Не приходится спорить с тем, что слишком интенсивного контакта с реальностью, если под этим иметь в виду способность воспринимать напряженные интеллектуальные или художественные искания, люди действительно не выдерживают. Я никогда не мог понять, почему от них вообще этого ожидают. В мире, каким я его вижу, существует разделение труда, и у людей контакт с реальностью достаточно интенсивен — надо ведь как-то прожить жизнь, вырастить детей, снов& и снова решать для себя все эти вечные проблемы: рождения, налоги, смёрть. Конечно, было бы хорошо, если бы, решая их, люди проявляли больше мудрости, благоразумия, доброжелательности друг к другу; но, во всяком случае, эти проблемы стоят перед ними всегда и точно так же всегда стоят они перед писателем. Ему, собственно, больше не о чем и писать. И само стремление писать о них свидетельствует об исключительном мужестве, так что люди, одержимые подобным стремлением, уже в силу одного этого оказываются несколько отделенными от остальных. Совсем не редкость, что другие начинают таких людей преследовать и даже забивать насмерть. Затем они воздвигают им памятники, но из этого никак не следует, что новому поколению художников придется легче.

Я. не убежден в том, что культурный уровень масс неуклонно возрастает; как показывает опыт, в условиях, когда массам доступен высокий, по нашим понятиям, уровень культуры, могут происходить, вещи самые непредсказуемые — вспомним о Германии перед второй мировой войной или о сегодняшней Швеции. И дело, мне кажется, заключается в том, что искусство, например, Шёнберга и Пикассо (или Уильяма Фолкнера и Альбера Камю) по самой своей сущности никак не согласуется с мыслью о физическом покое и вообще о каком бы то ни было покое. А ведь стремление людей, поднявшихся до высокого уровня культуры— иначе говоря, поднявшихся до уровня средних классов,— есть именно стремление к покою и тела и духа. Произведения искусства, которые таких людей окружают, оказываются просто неспособными выполнить свою изначальную функцию разрушения умиротворенности — а это и сегодня единственный способ побуждать духовную жизнь к движению вперед; произведения искусства становятся свидетельством того, что достигнута определенная ступень экономической устойчивости и определенная ступень умственного развития, пусть и куцего. Между тем искусство и воодушевляющие его идеи порождаются страстью и мукой бытия, и невозможно вдохнуть в искусство эту страсть, если твоя цель—укрыться от этой муки.

Наивно было бы ожидать, что огромное большинство людей устремится к интеллектуальным и духовным поискам, для которых достаточно оснащены только немногие и которые по силам еще более немногим; этого и не следует добиваться. У большинства есть в конце концов свои собственные насущные заботы, как есть они у вас и у меня. Говоря о состоянии массовой культуры в нашей стране, мы приходим в уныние—и на это есть все причины—от другого: от охватившего массы людей состояния тупости и от путаницы представлений. Не все из тех, в чьем ведении находятся средства массовой коммуникации, негодяи и не все из них трусы, хотя, должен признать, мне трудно не согласиться с резкими обвинениями Дуайта Макдональда, считающего, что многие из них—люди весьма недалекие. (Да и как иначе? Ведь эти люди тоже поднялись к высокому уровню культуры прямо из уличной толпы. И на них, вне всяких сомнений, тоже сказывается самый высокий в мире уровень жизни и, быть может, самый непостижимо пустой в мире образ жизни.) Но и те из них, кто превосходит прочих, в плену у своей публики; меня не так шокирует самый факт, что телевидение ставит «Дымок», как то, что эту передачу жаждет увидеть Множество людей.