Читаем Пиши бесстрашно. Как написать YA-роман полностью

У тебя наверняка есть знакомые, которые заслуживают звание Капитана Очевидности. Те, кто любит говорить: «Ох, какая горячая вода в горячем источнике!» или: «Ого, как много в зоопарке животных!» Намерения у них самые чистые, но все, что сообщает нам Капитан Очевидность, само собой разумеется и настолько… очевидно.

Даже если в обычной жизни подобное поведение нам не свойственно, начав писать, мы можем, сами того не сознавая, превратиться в Капитана Очевидность. Нам ужасно хочется быть уверенными, что читателям в наших историях все понятно, и кажется, что надо просто рассказать им все, что они должны знать: вода горячая; главный герой грустит. Но знаете что? Когда мы говорим читателям, что персонаж забрался в горячий источник и вода в нем горячая или что главный герой грустит, так как его девушка только что рассталась с ним, мы констатируем очевидные факты.

Как ты можешь удостовериться, что читатели видят и чувствуют все происходящее в книге, не говоря им об этом прямо? Используй описания, чтобы создать яркие образы и сцены: пусть они покажут, что происходит на странице.

Яркое описание подключает твои чувства. Когда ты случайно задел рукой колючие ветки ежевики или проснулся рождественским утром в дымке ароматов имбирных пряников и корицы, ты создаешь внутреннюю связь с читателями, вовлекая их в историю. Кстати, исследования доказали, что наш мозг по-разному реагирует на слова, связанные с запахами (например, корицы и лаванды), текстурами (например, шершавый или бугристый) и движениями (например, пнул или ринулся), и на слова, не связанные с физическими ощущениями.

Прочитай отрывок из книги Джорджа Оруэлла «1984»:

«Мир снаружи, за закрытыми окнами, дышал холодом. Ветер закручивал спиралями пыль и обрывки бумаги; и хотя светило солнце, а небо было резко-голубым, все в городе выглядело бесцветным – кроме расклеенных повсюду плакатов».

Используя детали, которые мы можем ощутить физически, Оруэлл дает нам буквально увидеть погоду. Он не говорит: «Было ветрено». Вместо этого он пишет: «Ветер закручивал спиралями пыль и обрывки бумаги».

Но Оруэлл хочет рассказать нам не только о погоде, он также хочет, чтобы мы ощутили тревогу. (Вернись к странице 115, чтобы почитать о том, как создавать настроение.)

Вот еще пример:

«Она была совершенно ни на кого не похожа. Выглядела и вела себя очень странно».

Появился ли у тебя в голове четкий образ эксцентричного героя? Чем именно она от всех отличается? Как она выглядит? Что делает? В отрывке сказано, что персонаж необычный, но сложно почувствовать с ней связь, потому что мы не можем представить ни ее, ни тех, кто с ней рядом.

Вот пример того, как можно показать все описанное в абзаце выше, – отрывок из книги Джерри Спинелли «Звездная девочка»:

«А потом я увидел ее. За обедом. Облаченную в серовато-белое платье, очень длинное – до каблуков. С рюшами на горловине и рукавах, похожее на свадебное платье прапрабабушки. За спиной висел явно не рюкзак с учебниками. Поначалу мне показалось, что это миниатюрная гитара. Позже я узнал, что это называется “укулеле”.

Она несла не поднос с обедом, а большую холщовую сумку с изображением подсолнуха в полную величину. Пока она шла, в столовой стояла гробовая тишина. Остановившись у пустого столика, она положила на него свою сумку, сняла инструмент с плеча и села. Вынула из сумки сэндвич и принялась его есть»[17].

Правда ведь, теперь куда проще представить и персонажа, и все, что вокруг него? Спинелли использует детали, чтобы помочь читателю переместиться в столовую, к главному герою, и вместе с ними наблюдать за Старгерл. Он не говорит нам, что Старгерл ведет себя необычно, а дает нам самостоятельно прийти к этому выводу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение