Письма

Метафорика в письмах, в целом традиционная для религиозных текстов, тоже подчинена общей цели эмоционального воздействия на читателя. Она отсылает читателя к первоисточнику, прежде всего к Священному Писанию, и одновременно помогает уяснить внушаемую Екатериной мысль: «Свет любви приводит душу в порт спасения, извлекает ее из грязи ничтожества и рассеивает в ней всякий мрак себялюбия» (письмо 26 (83), с. 133—134 наст. изд.). А вот как она изображает самонадеянность: «Это червь, скрывающийся под корнем древа души нашей; и коли человек не убьет его ножом ненависти, червь так подточит корень, что дерево или искривится, или упадет» (то же, с. 136 наст. изд.).

Разнородная лексика, используемая Екатериной — высокая и низкая, литературная и народная, абстрактная и конкретная, — не выглядит диссонансом; ее объединяет и выравнивает ритм фразы, то нервный, прерывистый и едва ли не судорожный, то плавно гармоничный, неторопливо-размеренный. Екатерина умеет убеждать как посредством порыва, натиска, энергии, так и путем логического рассуждения. Ср. лишь два примера:

О, несчастная душа моя! Ибо все прочее, а именно война, бесчестие и другие мучения покажутся нам менее серьезными, чем соломинка или тень, по сравнению с этим. Подумайте! Я содрогаюсь лишь от одной мысли об этом; особенно после того, как я слышала от одного человека, а ему это было открыто посредством разума, насколько положение серьезно и опасно; настолько, что война (подумайте!) показалась ему ничем по сравнению с этим. Говорю вам, ему казалось, что душа и жизнь покинули его тело от боли (письмо 293 в итальянских изданиях).

Итак, поскольку душа знает, что у нее есть очи, способные видеть, она должна открыть их и обратить взор на своего Создателя. А в каком свете она должна пребывать? В таком, чтобы любить одного Бога. Ни в чем нельзя действовать без любви — ни в духовных делах, ни в мирских. Если я люблю все чувственное, мой взор тут же погружается в него и услаждается им. А если человек хочет служить Богу и любить Его, взор разума отверзается, вперяясь в Него как в объект созерцания, и любовью притягивает любовь; то есть, видя, что Господь безмерно любит его, он не может не ответить Ему любовью и не полюбить Его в ответ. Тогда человек утрачивает чувственную любовь, в нем зарождается любовь истинная, ибо он видит, что создан по образу и подобию Божию и возрожден в Благодати кровью Сына Его Единородного. Такой взор обрел свет и, обретя, полюбил этот свет; и все время стремится избегать и ненавидеть то, что лишает его света, а любить то и стремиться к тому, что дает ему свет. Тогда человек загорается живой верой и, желая облечься в высшую и вечную волю Божию, зачинает детей — добродетели, ибо очи и свет веры открыли его чувству волю Господа, ищущего и желающего лишь нашего освящения4. Кто нам ясно показывает эту волю? Слово, Сын Божий <...> (письмо 41 (122), с. 199—200 наст. изд.).

Письма Екатерины Сиенской — бесценное свидетельство ее внутренней жизни и одновременно важный документ эпохи, породившей уникальное соединение мистического и исторического начал. В дальнейшем пути святости и мира сего будут лишь изредка пересекаться, не сходясь в одной личности.