Письма, 1926-1969

Твое письмо пришло как раз за полчаса до прихода Нанды. Она пришла, вооружившись двумя контрактами, в которых она, конечно, не могла разобраться. Ее знаний немецкого не хватает, не говоря о других ее способностях. Пока я делаю все так, как Ты просил, а именно совершенно не вмешиваюсь, сказала ей, что ей следует отправиться с правильным контрактом к Harpers и посмотреть, что из этого выйдет. Лично я не верю, что Ты сможешь добиться желаемого, но если все удастся, будет замечательно. Их юристы наверняка решат во всем разобраться, и в этом случае придется вернуться к предложению, которое я выдвигала прежде. Объем рукописи совершенно не имеет значения. Экземпляр, отправленный Пипером, пока не пришел. Курт Вольф, запутавшись, прислал мне гранки, и их забрал Генрих, потому что меня не было дома. И теперь книгу просит Нанда, потому что хочет сразу отправить ее Эштону. Еще одна трудность с договором: насколько я помню, Нанда в качестве редактора рассчитывает на какую-то долю, которую Ты, кажется, не учел. Она соглашается на все отчасти потому, что совершенно не понимает сути дела, а отчасти потому, что совершенно не знает, как возразить. Но в целом она очень приличный, порядочный человек. […]

На Кубе все обошлось. Должна признать, я совершенно не переживала, потому что была абсолютно уверена, что дело не дойдет до войны. Я думала, что принятие решения может затянуться на недели или месяцы – пока русские перестанут посылать новые корабли, перестанут возводить на Кубе новые установки и все закончится разоружением. Кажется, это новый дипломатический стиль и нам придется к нему привыкнуть. Конечно, все может пойти насмарку, но надеюсь, все будет в порядке, пока у руля Хрущев. У нас есть все основания быть довольными Кеннеди, прежде всего его упорный отказ от вторжения, пока еще оставались и другие возможности. Его аргументация – для столь великой державы недостойно было бы вторгаться на территорию столь маленького государства – весьма разумна. Но этот успех вовсе не означает, что дело решено в пользу Америки. Теперь важно использовать ситуацию, чтобы полностью изменить свою политику в отношении Латинской Америки. Это ее первый шанс. Крайне важно и то, что господин Кастро¹ выучил урок о добросовестности русских союзников, – о том, что они проводят не политику мировой революции, а русскую внешнюю политику. Интересно и a la longue крайне опасно небольшое сообщение о масштабных демонстрациях в поддержку Кубы в Китае.

В остальном же пример Кубы, на мой взгляд, доказывает, что если бы берлинцы во время строительства стены действительно взялись за брандспойты, история утонула бы без дальнейшего шума и разбирательств. Конечно, это не решило бы проблем Берлина, но могло бы стать крайне важным шагом. Тяжело наблюдать, как невозмутимо берлинцы подчиняются не кому-то, а господину Ульбрихту², последнему из сталинистов, который оказался на своем месте только потому, что русские хотят наказать немцев. Немцы не могут понять, что в политике, в отличие от детской песочницы, подчинение и поддержка – суть одно и то же. Я как раз получила письмо из Германии от одного молодого одаренного юриста³, которому предложили здесь место ассистента профессора, хотя ему всего 23 или 24 года, а он вернулся в Германию, посчитав, что неправильно будет оставить «родину» в беде. Оттуда он написал, что уже пакует чемоданы. Нижнесаксонский министр по делам беженцев, господин Шелльхаус⁴, публично потребовал, чтобы все, кто выступал за признание границы по Одеру – Нейсе, были наказаны по обвинению в государственной измене. Когда он подвергся критике на страницах Welt, возмущенные читатели писали, что нельзя лишать господина министра права на свободу слова. Молодой человек добавил: «В Германии всегда можно найти тех, кто готов помогать униженным».

Я здесь уже две недели и, как и в прошлом году, останусь на осенний семестр. Первые две недели я провела в Чикаго, где с большим успехом выступала с фрагментами рукописи о революции четыре раза по два часа. Сейчас я вычитываю корректуру и работаю над последней главой «Эйхмана». Одновременно с этим веду семинар о «Никомаховой этике» с очень милыми понимающими молодыми людьми. У меня много дел, но, если честно, я очень счастлива и совсем не устаю. У меня всегда есть немецкие студенты, которые ассимилируются куда быстрее, чем представители любой другой национальности, так, что их никогда не получается опознать с первого раза.

Здесь не было никакого волнения. Люди, как говорят, поддерживали Кеннеди, но не из страха – мнения сильно различались, а многие открыто высказывались против. Никого не оклеветали. И теперь люди вздохнули с облегчением, никакого победного воя.