Письма, 1926-1969

Сегодня я хочу наконец поблагодарить Тебя за письма. Совсем скоро начинаются рождественские каникулы, и завтра я еду домой. Я завалена делами и больше ничего не успеваю. Отчасти из-за студентов, которые отнимают столько времени, отчасти потому, что сейчас одновременно печатаются две книги, «Революция» и «Эйхман». К тому же с лекцией о внешней политике Аденауэра выступал Клеменс фон Клемперер¹. К моему приятному удивлению, лекция в результате оказалась лекцией о критике Ясперса в адрес политики Аденауэра. Восхитительной и очень впечатляющей. Я передала ему Твою статью об экономике², с которой он пока не знаком.

Дело Spiegel: «Коррумпированная газета» – это точно? Без сомнения, Spiegel – скандально известная газетенка, но они были единственными, кто безоговорочно критиковал правительство и раскрывал коррупционные скандалы (господин Штраус и пр.). Нет никаких сомнений – поэтому власть и отправила их под суд. И они вынуждены сидеть под стражей без соблюдения закона!³ Что касается непосредственно обвинения, один молодой юрист, которого я хорошо знаю (немец, учился здесь, в Йеле), написал⁴, что в упомянутом номере Spiegel не было ни единого слова, не опубликованного прежде в Foreign Affairs. Мне вся эта история до ужаса напоминает дело Осецкого⁵, которого судили за измену родине, чтобы заткнуть его журнал и покончить с его критикой в адрес правительства. Аденауэр производит на меня все более неприятное впечатление и становится невыносимым. При этом самое удивительное, что люди не могут от него избавиться. Но у него нет ни одного преемника, и на 75 % – это его вина. Он может мириться лишь с собственными ставленниками. Жаль Германию. Сейчас все вынуждены расплачиваться за то, что в свое время никто Тебя не послушал – в отношении «денацификации», в отношении воссоединения. Я часто вижу немецких студентов. Они либо упрямятся, либо говорят: как только я получу степень доктора, я отправлюсь в Америку.

«Лишенная экспансии экономика, которая всю свою энергию направляет внутрь»: я согласна, но проблемы необъятны. Пока в Азии и отчасти в Латинской Америке царит нищета, необходимо продолжать бесприбыльный экспорт, к тому же развитие Африки. То есть мировая экономика или, точнее сказать, всемирная экономика, лишенная экспансии и лишенная экспансивных амбиций. Но как только эта полная энергии экономика обратится внутрь без внешних рынков, то вскоре выяснится, что в ней просто слишком много энергии. То есть прямо сейчас крайне важно отказаться от идеалов economic growth⁶ и попытаться добиться некоторой стабилизации. Иначе мы все погибнем под грудой товаров потребления. Прямо сейчас идет забастовка газетчиков, поэтому у нас нет никаких новостей. Справляемся и без них.

О беседе на радио: я успела узнать кое-что от Пипера: 1. Речь идет о «разговоре», ни слова об «интервью». Он не стал бы обсуждать это со мной, поскольку это навык, которым нужно овладеть. 2. Уже готовы две большие программы о Тебе, приуроченные к Твоему юбилею, поэтому наша беседа выйдет в эфир позже. 3. Господин Рейнгольц⁷ с Norddeutsche Rundfunk хотел бы встретиться со мной заранее и предлагает приехать в Гамбург. Пока я не до конца понимаю, о чем думают эти господа. Но если получится устроить все так, как мы хотели, будет замечательно! У меня нет никакого желания навещать господина Рейнгольца, по крайней мере пока мы не поговорим с Тобой. Если он хочет меня увидеть, ему придется приехать в Базель. Как видишь, я всецело поддерживаю эту затею, хоть и весьма смутно представляю, как нам следует поступить. Я вспоминаю о множестве, множестве наших разговоров. Мы должны найти способ, так сказать, вести беседу. О чем должна идти речь – решать Тебе. Мне подойдет любая тема, все, что Тебе угодно, – но лишь «Тебе». В радиоэфире я не решусь обращаться к Тебе «Карл», но сохраним обращение на «Ты», если Тебе оно кажется уместным.

От Нанды Эншен я больше ничего не слышала. Надеюсь, она поняла, что Ты имел в виду […]

Теперь без ответа остается лишь вопрос о том, когда Ты хотел бы устроить беседу на радио. До или после дня рождения, или не раньше лета, когда мы вернемся из путешествия. Я бы предпочла не приезжать до дня рождения, но это не обязательно. В этот раз я могу свободно поменять все планы.

Из-за книги об Эйхмане возникли некоторые трудности с Пипером. Возможно, для немецкого издательства ее публикация действительно связана с определенными рисками. Он прочитал ее недостаточно внимательно, и у меня возникло впечатление, что в издательстве никто толком не говорит по-английски. В любом случае мы пока не заключили договор, и я написала ему крайне резкое письмо о переводе. Как только текст появится здесь в The New Yorker, объявятся и другие издатели. Но я не уверена. Немцам он придется не по душе. Я высказала свое мнение с крайней откровенностью.

Всего наилучшего вам обоим

Ваша

Ханна

1. Клеменс фон Клемперер (1916–2012) – профессор новейшей истории Колледжа Смит, Нортгемптон, Массачусетс.