Письма, 1926-1969

13. В 1964 г. на кампусе университета Беркли студенты начали выступать за право заниматься политической деятельностью, участвовать в принятии решений по управлению университетом и протестовали против притеснения чернокожих студентов.

14. «Карфаген должен быть разрушен».

15. Репрезентативная система американских городов, в которой представители отдельных районов заявляют о своих интересах.

370. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 28 февраля 1965

Дорогая Ханна!

Лишь короткая благодарность за Твое милое поздравление, конфеты и гиацинты! Рука отказывается писать – начинаются ревматические боли, которые так донимают меня в последнее время. Гертруда оправилась после второй «бронхопневмонии», которая началась с озноба так же внезапно (диагноз мне не до конца понятен). Но не хочу, чтобы письмо состояло из одних жалоб. На самом деле мы очень бодры и довольны для столь преклонного возраста.

С самого Рождества я не брался за работу над книгой о Твоем «Эйхмане в Иерусалиме». Надеюсь, скоро вернусь к ней снова.

Между тем я успел поддаться соблазну «бесед» и интервью. Это проще. Одна из них состоялась на прошлой неделе с Аугштейном из Spiegel об «истечении срока давности». Все прошло довольно посредственно – из-за бессонной ночи накануне, но позже мне позволили исправить и уточнить все, что я хотел сказать, предоставив в мое распоряжение стенографа и машиниста.

Интервью показалось мне поразительно интересным, потому что Аугштейн, маленький человечек с острым умом и невероятно обширными знаниями, произвел на меня неизгладимое впечатление. Очень «современный» человек, независимый, даже от собственного Spiegel! После обеда мы еще два часа продолжали разговор наедине. Он свободно владел всей информацией, мне даже не нужно было говорить, я лишь задавал вопросы. Расскажу Тебе позже. Но не могу сказать, что доверяю ему, напротив, отношусь к нему с подозрением. Никогда не встречал таких людей. Казалось, я чувствую с ним некоторое родство, но затем вдруг между нами разверзлась пропасть.

Одно меня очень расстроило. Поэтому я и решил написать. Аугштейн цитировал Твое письмо, в котором Ты говорила:

что с пониманием относишься к потребности людей в том, чтобы подвести финальную черту. «Она сомневается, что еврейский народ когда-нибудь сможет понять, как можно подвести черту, но мировая общественность готова на это при одном условии: если и придется подводить черту, то подвести ее нужно и под вопросом о восточных границах Германии и под признанием границы по Одеру – Нейсе, а также в отношении решительных мер против тех, кто мелет вздор о возвращении Судетской области».

Я ответил, что вопросы о пограничных территориях и вопрос о неприменимости срока давности к военным преступлениям нельзя отнести к одной категории «финальной черты».

Сразу после этого я добавил, что эту часть интервью, разумеется, публиковать нельзя. Твое письмо было личным, и мы могли обсуждать его исключительно в Твоем присутствии.

Так что эта часть будет вырезана, потому что изначально было строго условлено, что Spiegel имеет право публиковать только то, что я однозначно утвердил в рукописи.

Эта попытка Аугштейна добавить в разговор очередную сенсацию усугубила мое недоверие. Может быть, я был прав, когда вежливо отказывался от интервью с 1958 года? Посмотрим, что теперь будет.

Мне показалось, что со времен дела Spiegel ситуация изменилась. В чем-то с Аугштейном мы действительно «едины». И как средство массовой информации, Spiegel куда эффективнее любых иллюстрированных журналов или Zeit.

Представляю Твое «турне»: как ты выступаешь и какое производишь впечатление – и очень счастлив.

Искренние поздравления вам обоим от нас двоих

Твой

Карл

371. Ханна Арендт Карлу Ясперсу14 марта 1965

Дорогой Почтеннейший!

Я снова и снова перечитываю интервью в Spiegel¹ и думаю, ничто другое не приносит мне столько радости. Оно получилось восхитительным, и теперь почти не имеет значения, как глупо ведут себя правительство и парламент (здесь никто об этом не говорит, и я до сих пор не читала, что о парламентских дебатах пишут немецкие газеты). Твой голос говорит обо всем и за всех. Как раз тон разговора и производит такое сильное впечатление, в политическом отношении – это сильнейшее высказывание из всех, что мне вообще доводилось видеть. Так и будет, даже если Германия утонет в политико-моральном болоте.