Письма, 1926-1969

я сама не понимаю, почему не писала так давно, настолько давно, что это письмо уже будет поздравлением с днем рождения. Только что от Майера-Гутцвиллера¹ я получила письмо о Твоем радиоинтервью с Петером Виссом² и еще одно письмо от Spiegel о том, что Ты согласился принять участие в беседе об истечении срока давности³. Меня это в некотором смысле подстегнуло. Разумеется, я рада и с большим облегчением узнала, что Ты согласился на интервью Spiegel. Рассуждения министра юстиции⁴ были не только жалкими, но и возмутительными. К тому же его возмутительный тон – все мы заурядные бюргеры и прочее – просто потрясает, даже если не обращать внимания на содержание. В Zeit я прочитала статью «Преодоление прошлого» Бенно Визе⁵ – на мой взгляд, совершенно недопустимую. Одна глупая пошлость за другой. Иногда думаешь, когда же это поколение попросту вымрет. Чтобы больше не пришлось выслушивать эту лживую болтовню. Я написала Бенно и напомнила ему, что он страдает не от «цайтгайста», а от страха перед ним. И было бы мудрее это признать. Вместо ответа очередная болтовня в оскорбленном тоне. Безнадежно. Как раз поэтому я так благодарна, что Ты прислал мне умную и симпатичную студенческую рецензию⁶. Такие тексты всегда воодушевляют. Ты читал выпуск геттингенской студенческой газеты⁷, посвященный теме прошлого? Тоже вполне обнадеживающе. Но у немецких профессоров от такого, должно быть, сердце уходит в пятки. Немецкая молодежь наконец становится откровеннее и перестает бездумно признавать вину. Не очень приятно. И, конечно, не лишено опасности. Если теперь они вместо того, чтобы защищать друг друга, начнут вынюхивать прошлое и доносить друг на друга, результат будет не очень обнадеживающим.

Еще одна моя личная неприятность – Дольф Штернбергер. Но об этом строго между нами! Он решил устроиться в Чикаго, но там нет никаких перспектив. Может быть, ему бы и предложили работу в университете, если бы он обладал выдающимися способностями, но это не тот случай. Его осыпают обычными комплиментами, и, конечно, все с ним очень милы, здесь так принято, но он этого не понимает. Теперь он изо всех сил пытается привлечь и меня. Я ненадолго устроила его на работу, он очень хотел – почему бы и нет? Никто не был против. Теперь он пишет, что хочет посвятить мне одну из своих книг. Но этого не хочу я – по крайней мере не в подобных обстоятельствах. Кроме того, во время дела Эйхмана он дважды отказался публично встать на мою сторону. FAZ просили его написать рецензию, а Пипер спрашивал, не согласится ли он вести мою пресс-конференцию. И от того, и от другого он наотрез отказался. Он был «предусмотрителен». Простите пожалуйста, что я могу поделать? Я вспоминаю Панофски⁸, как-то его спросили, что он думает по поводу одной картины, он ответил: «Если Вы ждете от меня правды, мне придется соврать». Я бы очень хотела соврать, но ничего не приходит на ум.

Конечно, все это глупости, но мне очень нравится делиться ими с вами. Но лучше о Твоем письме: немецкое сопротивление. Я не совсем согласна с Твоим мнением о Герделере. Он был так называемым интеллектуальным лидером движения, этого у него не отнять, насколько мне известно, он был единственным, кто выдвигал конкретные предложения на тот случай, если путч увенчается успехом, – и они ни в какое сравнение не идут с фантазиями кружка Крейзау⁹. Если бы переворот удался, союзникам с большой долей вероятности пришлось бы иметь дело с Герделером и его планами. Конечно, эти планы были «глупыми и смешными», но никаких других планов, кроме глупых и смешных, не было, и это, на мой взгляд, имеет решающее значение.

Из Твоего письма я поняла, что Ты планируешь что-то вроде своей книги о Германии – или я что-то путаю? Конечно, совершенно в иной форме, но в том же направлении. Мне страшно, страшно любопытно. В первую очередь, разумеется, интервью Spiegel. Потрясающе, что Ты на него согласился.

У меня много работы с подготовкой к лекциям, на которые я добровольно согласилась. О «моральных» проблемах – дополнение к тому, что я узнала благодаря Канту – или полагаю, что узнала. Но в чуть более популярной форме, чем лекции для студентов. Генрих на следующей неделе отправляется в Бард, где начинается новый семестр. Он чувствует себя отлично и очень счастлив. Я немного боюсь, что он взял на себя слишком много, но, как и всегда, ничего не могу с этим поделать. В любом случае он в хорошей форме.