Письма, 1926-1969

У Аннхен в Брюсселе все было как обычно. Приехали муж и сестра, все как всегда. Только сестра страшно растолстела – хоть она и очень стройна от природы – в то время как Аннхен, напротив, очень похудела и следит за весом. Очень странно – как будто их вес сопряжен и одна набирает то, что как раз потеряла другая. Вейль как всегда – увы! – я рассказывала какие-то истории (не имеет значения), на что он отвечал «я знаю одну историю куда интереснее и сейчас пристыжу Вас» – после чего рассказывал какую-то совершенно непристойную байку. В это трудно поверить, но так и есть. И при этом и сестры, и он сам убедили себя в том, что он – величайший философ столетия. Это соответствует истине ровно в той степени, что он в сущности не глуп, хоть и достаточно скучен.

Очень приятный полет домой. Генрих был счастлив меня увидеть, встретил в аэропорту, с цветами и конфетами, а дома нас ждало прекрасное вино. На следующий день в семь утра (без преувеличений) позвонили с Westdeutsche Rundfunk, в первое мгновение я чудовищно испугалась – иностранный звонок в семь утра, – чуть не упала с кровати. Затем какой-то незнакомый господин, имя которого я не смогла разобрать, спросил, может ли он вытащить меня из постели в семь утра и завтра, чтобы официально поздравить меня с днем рождения и сразу отправить запись на радио. Боюсь, я была не слишком вежлива. Здесь об этом совершенно никто не знает, разве что самые близкие друзья. Но друзья – около 20 человек – завтра смогут выпить шампанского и славно пообедать, хотя подавать мы будем только закуски. Я только что ходила за покупками. Не составило труда, поскольку я до сих пор так и не взялась за работу. К тому же у меня наконец появится возможность надеть прекрасное колье¹. Генрих был очарован, а я разглядываю его каждый день.

Вчера я звонила Эштону. Было бы неплохо, если бы Ты смог напрямую отправить ему копию своего ответа критикам², в частности страницы об Америке и Китае, когда будешь отправлять их в Мюнхен. Возможно ли это? Люди в Чикаго очень торопятся, я с ними поговорю, как только доберусь туда, то есть в конце следующей недели.

Это пустое письмо я пишу только от тоски!

Всего самого, самого лучшего и передавайте привет Эрне

Ваша

Ханна

P. S. Только что получила написанное от руки письмо от Пипера из клиники. Почерк выглядит неплохо. Письмо очень милое и трогательное.

1. Жемчужное колье, подарок Я.

2. Рукопись новой книги «Ответ. К Критике моей статьи „Куда движется ФРГ?“».

408. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуЧикаго, 3 ноября 1966

Дорогой Почтеннейший,

Твое письмо и ваша телеграмма. Я хотела написать сразу, но меня захватил день рождения – цветы, телеграммы и т. д. Все немцы в курсе, генеральный консул, посол в Вашингтоне и т. д., и к моему бесконечному удивлению – председатель СДП. Мы устроили маленькую вечеринку, с шампанским в компании самых близких друзей. Затем Чикаго, много дел и отвратительная погода. В двух словах, небольшой ураган – буквально, потому что ветер просто сбивает с ног, стоит только выглянуть на улицу. Я получила необычайно дружелюбное письмо от Клауса Пипера. И несколько писем от его жены. Но все это было уже так давно.

Все, что неизменно, – недели в Базеле и Твое письмо, и телеграмма. Ты совершенно верно заметил, в этот раз я вдруг стала значительно старше. Не физически, кажется, но это начало преклонного возраста, и наконец я очень довольна. Я чувствую себя немного как ребенок – который мечтает поскорее вырасти. Теперь приходит долгожданный покой, к тому же теперь я ближе к вам. Я очень благодарна, что могу учиться стареть под Твоим руководством. Потому что для меня Ты все тот же, что прежде.

Мой отъезд Ты интерпретировал несколько неверно. Ты увидел страх, который сопровождает меня уже давно, я лишь позволила себе его выразить. В остальном же я придерживаюсь того же мнения, что и Ты, – мы увидимся в следующем году и не стоит строить слишком далеко идущих планов.

Атмосфера здесь изменилась. Студенты пока не поняли, но начинают догадываться, что времена движения за гражданские права прошли, и потому, боюсь, их интерес к политике скоро закончится. Война во Вьетнаме, против которой выступает почти каждый из них, не сможет занять место движения за гражданские права, ведь с войной они не могут ничего поделать, хотя на протяжении многих лет могли и делали так много. Если бы они воспринимали военные игры всерьез, они могли бы сплотиться и показать правительству зубы. Пока армия состоит из малоодаренных людей, несложно предсказать все возможные последствия. Не говоря о том, что они мечтали бы поучаствовать в военных действиях – это совсем другое.