Чаще Машка ругается от голода, может побить, поронять табуретки и столом, обхватив его за бока, покрошить стену.
Если не хочет учиться – сразу запрокидывает голову, смотрит в потолок, все скидывает со стола. Поборовшись недолго за свет ученья, уступаю – идем на танцы. Очень любит музыку и танцы. И теперь – новая забава – уперевшись ладонями в диван, ритмично под музыку пружинит. Душевное зрелище.
Веселье и просто радостное и доброе состояние – обычная норма. Очень любит закапывать во мне свое лицо и чесать нос. Когда же появляется жест – немного кошкин – по очереди ручками гладит свою голову – значит, пора спать.
Ждет желтое питье, а я предлагаю красное – просто сразу резко отводит от лица посуду. И помнит ведь вкус – если дать выбрать, не выбирает то, что только что отвергла. Казалось бы – это просто. А мне все не верится, что дожили до этого.
Однажды мы ехали в такси по огромным ухабам. Я не знала, как самой усидеть и не стукнуться. А Машка, такая молодец, уперлась одной ладошкой в стекло, а другой крепко держала меня за одежду, сама держала равновесие, ни разу не стукнулась и не испугалась.
Здравствуйте, Маша!!
У меня очень изменились отношения с Кроликом. Я стала невероятно ревностно относиться к его занятости и осмыслению им происходящего. Его гнев я воспринимаю как инструмент коммуникации, который он сам для себя изобрел. К интонациям моего голоса он стал очень чувствителен. Если я ругаюсь, то он жмурится, будто боится удара. Интересно – что такое замахнуться на него и не дай бог ударить, он не знает. Очень любит ходить именно со мной. Стал очень похож на булку. Настоящая ходячая булка.
Изучаем глобальное чтение. Надписи – кукуруза, конфетка, суп. Уверена, что понимает. Главное с ним – не спешить, все заранее рассказать. А во время гнева предлагать варианты будущего. Если удачно предложить, то гнев просто выключается по волшебству, и Кролик увлечен событием.
До свидания!
Здравствуйте, Маша!
Кролик сейчас перестал ходить. Что-то произошло с ножками… Утром в воскресение был страшный приступ. Вот после него он уже не мог наступить. Все воскресение он проплакал, с двух часов до вечера. Машка начала стонать еще во сне днем, проснувшись, ударилась в крик. Но не так, как бывает от тоски. А совсем на других нотах. Пронзительный взгляд мне в глаза не отрываясь. Просьба о помощи. Вот после этого взгляда я кинулась молиться с ней на руках. И я успокоилась, перестала плакать сама и посмотрела со стороны. Потом я совершенно спокойно всю общупала ее, смотря за реакцией, поняла, что с правой ножкой плоховато. Так уже было когда-то.
Надо дать обезболивающее и полный покой. Я так и сделала. К вечеру ей стало полегче. Она недвижно лежала, недвижно в прямом смысле. Мой приход в комнату воспринимался как приход славы. Она магнитом меня к себе тянула и своими удивительными кивочками и улыбочками благодарила. Пришлось и вчера и сегодня носить ее на руках. Побаливает спина.
Здравствуйте, Маша!
<…>
Предыдущие два дня я совсем не ложилась – бедный Кролик сидел на игле, трудно пришлось в ночь с 18 на 19. Мы уж отвыкли от таких стихий. В августе последний раз сталкивались. Я все жду до последнего, чтобы не вмешиваться, но, когда один за одним без перерыва и сильно… становится страшно, и приходится. Помогает Наташка. Кролик знает все. Он знает слово – укол. Он знает, когда отстегивают памперс и водят пальцем по попе, что будет дальше
В ночь с 18 на 19 Кролик в очередной раз удивил меня и дал мне силы. Представьте: бомбят приступы, в перерывах я отвлекаю книжками и карточками по математике, он пытается сосредоточиться, но есть нечто сильнее его… и нас…
Оказалась мокрой от мочегонного вся постелька. Не могла никак перестелить, бомбежка не унималась, как-то переоделись. Кролик совсем не мог на ногах стоять – я его волоком на его кроватку. Он стал устраиваться поудобнее, ручки подкладывать – ведь очень хочется спать. И вдруг повернул голову в мою сторону. Отыскал мои глаза и улыбнулся. Один единственный раз. За этот день и ночь. Надо же, поблагодарил…
А мне попались в руки рассказы Вуди Аллена. Некоторые меня очень рассмешили. В одном, например, он посмеивается над поголовным увлечением психоанализом, анализируя первый том прачечных квитанций писателя Метерлинка. А в другом – родители ненавидели своего сына за то, что он еврей. А потом, когда он решил жениться на женщине-нееврейке, да еще старше себя в два раза – они дружно проследовали к окну, чтобы повыбрасываться, но не смогли, т. к. увлеклись спором – кому первым прыгать. Вот я и развеселилась прямо в окопе. И спать не смогла, дурочка.