Письма из Лондона

Беннетт был жив. Жив и здоров, и через несколько часов она увидит его снова.

Испуганный голос вернул ее на землю.

– Ты в порядке? Скажи что-нибудь – что с тобой сделал этот тип?

– Все в порядке, Франк. Просто я в прекрасном настроении. Только и всего.

– Он меня напугал, здорово напугал, когда я увидел, как он тут тебя крутит-вертит. Я пытался поскорей протиснуться к тебе, но между мной и им было с полдюжины других людей. Извини.

– Все в порядке. Честно. И к тому же я сомневаюсь, что это последний мой на сегодня поцелуй от незнакомца.

Она оказалась права. Поскольку оба были в униформах армии союзников, они тут же стали объектами пылких и несдерживаемых проявлений любви парижан, которые, судя по выражению их лиц, сами удивлялись своему порыву приветствовать совершенно незнакомых им людей с таким обескураживающим отсутствием всяких приличий. Но удивление не мешало им обниматься, целоваться и танцевать на улице.

Вырвавшись из толпы вокруг Елисейских Полей, Руби и Франк пошли на север в направлении отеля. В стороне от парадного маршрута улицы были не так забиты людьми, не так шумны, не так выходили за рамки привычного.

Руби улыбалась так, что мышцы лица свело болью, сжимала в руках многочисленные цветы, что ей всучили, и безуспешно пыталась найти кого-нибудь, кто говорил бы по-английски, чтобы расспросить его о том, как Париж пережил эти несколько недель. Люди, к которым она подходила, не понимали ее вопросов, а может быть, просто не хотели говорить о серьезных вещах в такой день.

Они шли и шли, и Руби рассматривала людей и заполняла свой блокнот наблюдениями. Солнце стало клониться к западному горизонту, она посмотрела на часы – они показывали почти семь.

– Не хочешь поесть где-нибудь? – спросила она Франка, который пытался освободиться из объятий крупной и чрезмерно любвеобильной монахини.

– Да, пожалуйста! – прокричал он, и Руби схватила его за руку и потащила к ближайшей тихой улице. Здесь хватало кафе и ресторанов; проблема, однако, состояла в том, что большинство из них было закрыто.

Они остановились перед одним из таких закрытых заведений, пытаясь собраться с силами и идти дальше, когда двери вдруг распахнулись, и перед ними появился молодой человек в фартуке, на котором была нарисована улыбавшаяся физиономия.

– Vous êtes américains? Anglais?

– Oui, – сказала Руби, а потом произнесла единственную известную ей полезную фразу по-французски: – Est-ce que vous parlez anglais?

– Да-да, конечно, мы говорим по-английски с нашими американскими друзьями! Пожалуйста, входите и позвольте нам вас накормить. Мы будем вам рады. Пожалуйста, входите.

Они сразу поняли, что персонал ресторана открыл заведение только ради них – кроме них двоих в зале не было никого. И еще им стало очевидно, что их кормят по первому разряду, лучшими блюдами шеф-повара и его помощников.

Откусив хлеб, свежеиспеченный, смазанный настоящим маслом, Руби сразу поняла, что эта еда будет сниться ей многие годы. Им принесли жареную курицу, молодую картошку, зеленые бобы и даже торт с кусочками свежих абрикосов. Когда Руби выходила из ресторана, у нее кружилась голова от объятий и благодарных слов персонала, и ей казалось, что она плывет в воздухе.

Прогулка до отеля помогла ей прийти в себя, успокоить нервы, а когда они добрались до него за несколько минут до девяти, Руби чувствовала, что, может быть, всего лишь может быть, она сумеет, если Беннетт появится в течение ближайшего часа, увидев его, не разрыдаться или как-то иначе не смутить их обоих.

– Я пошел спать, – сказал Франк, когда они взяли ключи у портье. – А ты? Собираешься посетить бар в «Скрибе»?

– Пожалуй, не сегодня, – сказала она и пошла за ним вверх по лестнице. – Доброй ночи, Франк.

Она дождалась, когда он исчезнет в своем номере и она останется одна в коридоре. Она дождалась, когда ее слух сможет воспринимать что-то еще, кроме стука ее сердца. И тогда, только тогда, она открыла дверь и вошла внутрь.

– 30 –

Беннетт был уже там, ждал ее, как она надеялась и верила. Он сидел на единственном стуле в комнате перед маленьким столом у окна, а теперь встал лицом к ней. Между ними громоздилась кровать, достаточная для одного человека, но узковатая для двоих. Она надеялась, что эта кровать не из тех, что начинают скрипеть, стоит тебе глубоко вздохнуть на ней.

На Беннетте была рабочая одежда, чистая, но рваная, его куртка аккуратно висела на спинке стула. Его волосы отросли за те месяцы, что она его не видела, и теперь курчавились – она всегда такими их себе и представляла. В его усах и бороде виднелись серебристые пряди, а руки и лицо стали бронзовыми от загара.

Она несколько долгих секунд разглядывала его лицо, любовалась его чертами, его фигурой, всем в нем. Он сильно похудел, выглядел слишком усталым, но на вид казался невредимым.

– Как ты нашел меня в толпе? – спросила она.

– Я присматривал за тобой с того дня, как ты высадилась во Франции.

Конечно, он за ней присматривал.

– Я прочла твое письмо, – сказала она.