Письма из Лондона

– У него есть хоть какое-то представление о том, когда он вернется в Англию?

– Нет, – ответила она, покачав головой. – Впрочем, я не могу себе представить, чтобы это случилось до конца войны.

– Да, кстати, о конце войны. Ты уже думала о том, чем бы ты хотела заниматься после нее?

С этими словами в кабинет вернулся Кач-редактор, и в его серьезном выражении лица появилось что-то, отчего Руби выпрямила спину.

– Да, – ответила она. – Вы спрашиваете об этом в связи с письмом от Майка Митчелла?

– Отчасти да. Понимаешь, он желает знать, когда я отправлю тебя назад. Он, похоже, считает, что тебя в «Америкен» ждет блестящее будущее. Впрочем, откровенно говоря, я тоже так считаю. Если, конечно, ты тоже этого хочешь.

– А если не хочу? – спросила она. – Если я хочу остаться здесь?

– Ты, безусловно, можешь остаться. Ты знаешь, что можешь работать у меня, сколько тебе хочется. Еще тебе полезно будет узнать, что у меня в «ПУ» не действует запрет на браки.

Если бы Руби было легко вогнать в краску, ее лицо сейчас запылало бы.

– Запрет на браки?

– Да. Допотопное соглашение, согласно которому женщин, заключивших брак, увольняют с работы. Я никогда…

– Я знаю, что это такое. Я не понимаю, почему мы говорим об этом сейчас.

Теперь настала очередь Кача краснеть.

– Извини. Я предположил, что вы с Беннеттом пришли, хм-м… к пониманию.

– Мы не пришли. То есть это не совсем так… пожалуйста, можем мы поговорить о чем-нибудь другом?

– Конечно. Давай поговорим о том, что ты можешь работать здесь, сколько твоей душе угодно. Так тебя устроит?

– Да.

– И ты этого хочешь? Когда война останется позади.

– Я думаю, да. Я хочу сказать… Я никогда не задумывалась о том, что будет после войны. Я знаю, что хочу остаться здесь. И я знаю, что люблю Беннетта. Но больше я пока ни в чем не уверена.

– А больше ни в чем и не надо быть уверенной. Только это и имеет значение. У тебя здесь дом, друзья, которым ты небезразлична, работа, которую ты любишь. Ты меня понимаешь?

– Понимаю. – И от осознания этого, от уверенности в правоте Кача у нее защемило сердце. – Вы помните мой первый день? Как я нервничала? Я понятия не имела, каким корреспондентом хочу стать. Я уж не говорю, каким человеком.

– А теперь?

– Теперь я знаю. Тогда я была так не уверена в себе. Словно мне еще предстояло все доказывать, а терять было нечего.

Он кивнул, ласково и понимающе глядя на нее.

– Но то было пять лет назад. Как ты себя чувствуешь сегодня?

– Волнуюсь. Все еще немного нервничаю. Готова к тому, что случится завтра.

– Хорошо, – решительно сказал он. – Ну что – начинаем летучку? Чтобы ты поскорее вошла в режим? А потом ленч в «Старом колоколе»?

– Я бы ни за что в мире его не пропустила.

Когда они вернулись с ленча, ее ждала телеграмма. Она знала – паниковать нет причин, потому что плохие новости о Беннетте никогда не придут телеграммой. Он сказал ей об этом, когда поцеловал на прощание тем утром в Париже.

– Я тебе каждую неделю буду слать телеграммы – плюс-минус один день, если мне не удастся вовремя добраться до какой-нибудь экспедиционной службы. Если со мной что-то случится, ты узнаешь об этом от Гарри, который, скорее всего, сообщит эту новость Качу. Так что не волнуйся, когда к тебе придет первая телеграмма.

Она осторожно вскрыла конверт, потому что боялась порвать тонкий листок бумаги внутри. Он уже три раза отправлял ей такое послание, и нынешнее, так же как и предыдущие, безгранично ее утешило.

ДОРОГАЯ Р. ВСЕ В ПОРЯДКЕ. Я ВЕРНУСЬ К ТЕБЕ ДОМОЙ. Б.

– 32 –

8 мая 1945

«Вперед, Британия! Да здравствует дело свободы! Боже, храни короля!»

Когда в День победы прозвучали последние слова обращения премьер-министра к народу, Кач достал бутылку виски и щедро налил всем в кружки, которые Ивлин поставила в центре стола главного кабинета.

– За победу!

– Ура-ура!

– За его величество короля!

– Ура-ура!

– И за отсутствующих друзей!

– Ура-ура!

Руби сделала большой глоток виски – она в первый раз пила его, и от неожиданного потока расплавленной лавы в горле ее глаза заслезились, а легкие едва не разорвались, требуя воздуха.

– Ну-ну, не спеши, – ласково произнес Франк. – Не всё сразу. А то будешь шататься.

– А теперь я хочу, чтобы все вы разошлись по домам, – отдал команду Кач. – Номер готов к печати, всем спасибо за ударную работу вчера вечером. Вы можете начать праздновать с чистой совестью.

Руби не нужно было повторять дважды. Обнявшись еще раз с друзьями на прощание и поцеловав колючую щеку Кача, она понеслась к двери, а ее выход на улицу совпал с первыми радостными ударами церковных колоколов. Она слышала их в первый раз с тех пор, как вернулась в Англию.

Ванесса ждала ее в прихожей.

– Не могла сдержаться – позвонила тебе в офис, а мисс Берридж сказала, что ты уже на пути домой. Ах, Руби – наконец-то! Наконец-то!

Они вместе протанцевали по коридору, потом по всему дому до общей комнаты, где рухнули на диван.