В последние дни – боюсь еще радоваться – признание большевиков надвигается гигантскими шагами. Можно будет перейти к следующей ступени развития народа, и все же будет ближе к какому-нибудь нормальному существованию на Руси. Начнут хотя бы ужасные, глубокие раны заживать… С этой точки зрения не опечалился речи
Профессор[543]
уехал в воскресение 4-го июля в Берлин. Если будете писать:Получил вчера весточку, из которой выписываю: «у мужчин в глазах что-то, чего у берлинцев в старые времена не было замечено. Чувствуется надлом…».
За прилагаемую копию большое спасибо. Очень интересно было познакомиться с нею.
Ожидаю через недельку возвращения Бориса Александровича[545]
из Парижа. Тогда, может быть, буду в состоянии сообщить Вам кое-что о Юге. Простите сегодняшнее совершенно бессодержательное послание. Но много народу беспокоит и не дает сосредоточиться мыслями.Да хранит Вас господь. Целую ручки дорогой Нины Ивановны, Вас и детей обнимаю.
Ваш неизменно
92
16 VII 192 °Стокгольм [546]
Несказанно был тронут новым доказательством Вашей столь дорогой для меня дружбы. Не писал Вам вечность, ибо последнее время как-то одолели посетители. Да и настроение неважное, хотя милый Роз.[ен][547]
сильно преувеличивает. Напротив того, при некоторой нервной усталости, я сказал бы, чувствую пробуждение и надежды на благополучный исход Лондонских переговоров[548]. Надеюсь, что они выведут Россию на путь более нормального существования. А это главное. Чтобы бедные там мученики освободились от ужасных лишений, страданий и начали бы приходить в порядок. Чтобы прекратили гибнуть на фронтах неизвестно для кого и из-за чего юноши, видавшие столь мало утешения на коротком своем пути. Старые орудия пускай пойдут в брак (изгнание), пускай засядут новые хозяева, лишь бы уцелела страна!Очень жаль дорогую Нину Ивановну… (аллергия) – страшно скучная утомительная болезнь, но не опасна. Дай бог, скоро пройдет сенокосный сезон, и тогда сам прекратится недуг.
Целую ее ручки, вас и деток обнимаю. Не знаю, как благодарить столь ценное для меня украшение, каковым являетесь для меня все Вы.
93
31 VII 192 °Стокгольм
Простите, что замедлил ответом на милые строки от 20 сего месяца. Толчея, в которой пребываю, не дает почти никакой возможности уединиться у письменного стола. Так же мало способствовали этому обстоятельству три дня, проведенные в
Очень обрадовало меня известие о первом «боте» кооперации. Слава богу за то, что благословил Ваш труд в этом направлении. Забавно будет, если уничтоженный большевиками Центросоюз сможет в Норвегии возродиться, завестись своим флотом и т. д. Будет новою заслугою Вашею и Евгения Федоровича[553]
, если удастся Вам продержать учреждение в это переходное время и передать умиротворившейся России «уцелевший» аппарат. Как Вам должен быть благодарен Беркенфельд![554] [Известия последних дней из Лондона очень и очень утешили меня. Надеюсь, что большевики скоро будут признаны, достигнут своего апогея и… пойдут к отмиранию. Раз не сумели или не смогли разбить их с оружием в руках, то самое правильное предоставить их естественному для них разложению. Как и Вы, я надеюсь и верю, что с признанием их – их песенка спета. При наступлении улучшающихся условий, народится с божьей помощью, здоровая, положительная, ничего общего не имеющая с «прошлым», выродившимся в большевизм, оппозиция и страна воскреснет. Дай бог, дожить до этой минуты. Издали порадоваться и… уйти дальше. С каждым днем уменьшаются мои страхи, что России не удастся справиться с тяжелым внутренним кризисом. Сознание этого влияет самым успокоительным образом на меня. Раз будущее обеспечено за народом – большего не нужно. Мне даже начинает казаться, что у Франции, бывшей так изумительно высоко во время войны – будущее куда менее обеспечено, нежели таковое в России… Не покажутся Вам нахально дерзкими такие мысли? Влияние торжествующего, шовинистского большевизма…