Письма к отцу

Впервые я прочитала «Двадцать писем к другу» в 2014 году, когда окончила институт и заинтересовалась историей и литературой русской эмиграции. Я прочла все широко известные эмигрантские мемуары на последних курсах Лита – находила в интернете и вузовской библиотеке, разговаривала с людьми, которые в девяностые эти мемуары открывали для советского и постсоветского читателя, была благодарна тому, что судьба сводит меня с такими людьми – моими преподавателями. Я устроилась на работу в Дом русского зарубежья, где мне открылся читальный зал с уникальными материалами по истории и литературе русской эмиграции. Я была счастлива, мне это было нужно. Я писала диссертацию по Владимиру Варшавскому – младоэмигранту, который оказался в Чехословакии, когда был ребенком, в Париже – когда стал юношей, а тридцатипятилетие отметил во время Второй мировой, в немецком плену, уйдя на фронт добровольцем, в антигитлеровскую коалицию, к французской армии, в движение «Сопротивление». Его «Ожидание» – самое честное – «прямое» – произведение из всех, что мне когда-либо довелось прочесть. Я сходила с ума от русской эмиграции, от феномена невозвращенства, от осознания, что когда-то моя страна разделилась на две, раздвоилась и литература, «Две литературы» – читала я заголовок редкого издания материалов с конференции и не могла поверить, что держу его в руках.

Тогда я узнала, что у Сталина была дочь, а у дочери – невероятная судьба и несколько мемуарных книг. Потом я прочту каждую ее книгу – с карандашом. Прочту и другие – комментарии ее современников, комментарии моих современников, воспоминания ее детей, некоторых советских литераторов, размышления о ней русских эмигрантов.

Об Аллилуевой редко вспоминают в двадцатые годы двадцать первого века в России. Хотя культ ее отца воскресает – в Волгограде открыли памятник, памятник открыли и в городе моего детства. Пожилые люди несут гвоздики, молодые говорят о необходимости сильного лидера, женщины выходят с его портретами на «Бессмертный полк»: «Пусть миру этот день запомнится навеки, / Пусть будет вечности завещан этот час. / Легенда говорит о мудром человеке, / Что каждого из нас от страшной смерти спас»[17]. Я не живу в городе детства больше пятнадцати лет, но люблю заглядывать в официальный аккаунт моего города детства в запрещенном в России инстаграме[18]. Под фотографией открытия памятнику Сталина единственный – залайканный – комментарий: «А почему памятник Сталину в городе всего один? Ленину – на каждой площади, а Сталину – только сейчас открыли. Где справедливость?»

Несколько дней назад было пятое марта 2023 года. Каждый год пятого марта я думаю о смерти Сталина, каждый год кто-нибудь в соцсетях об этом напоминает. В этом году исполнилось семьдесят лет с его смерти. Мои друзья к нему абсолютно равнодушны, поэтому я не нашла в «дружеской» ленте упоминаний об этом дне, но встретила множество материалов СМИ – дневники современников, репортажи о последних днях, фотографии похорон, анализ личности, видео в ютьюбе о том, почему его культ снова возрождается и к чему это может привести. О дочери – ни слова. А потом я наткнулась на интервью с американским писателем и шоуменом Дэном Китроссером, который заинтересовался судьбой Светланы Аллилуевой и выпустил подкаст "Svetlana! Svetlana!". Подкаст, оказывается, критикуют в США за то, что в истории про дочь Сталина слишком много харизмы и «энергетики» ведущего подкаста. Ведущий в искреннем восторге от собственной героини, а я еще с 2014 года не могу понять, почему о жизни Аллилуевой не вышел сериал на нетфликсе. Надеюсь, когда-нибудь выйдет. «Забавно, что о судьбе дочери Сталина рассказывает окружающим только тот американец, а ты этим интересуешься, словно никому, кроме вас, до нее нет никакого дела», – подметил мой друг, а я вспоминала ее лицо на последних видеозаписях – лицо разъяренной старой женщины: «Я не буду говорить на русском, я уже давно говорю на английском и к России не имею никакого отношения»; я жалела ее изо всех сил, как жалела бабушку, маму, брата, как жалею каждого, кому пришлось многое утратить и переосмыслить.