Она испытала шок, записала на клочке бумаги названия городов, чтобы потом узнать подробнее о них у отца. Вечером папа прочел целую лекцию – о гонке вооружений и опасности атомных бомб. Он говорил о том, что было бы неплохо, если бы это оружие оказалось уничтоженным и никогда бы не изобреталось. Она соглашалась с отцом. Он сказал, что купит ей в ростовском книжном магазине книгу про бомбардировку Хиросимы и Нагасаки – в книге, он видел, есть фотографии того, что осталось от людей в эпицентре взрыва. Ничего от них не осталось, только тени, в книге фотографии теней. Эти люди не лежали в земле, земля о них не заботилась.
Ей тридцать лет, она гуляет по Москве 2023 года. В Москве 2023 года в каждом углу расположены камеры, а людей обыскивают не только на вокзалах и аэропортах, но и при входе в метро. Москва 2023 года – страшный город, потому что кажется, что он единственный в России и в мире спасется.
Раньше ей было страшно, что город, в котором она живет, закончится, утонет в небытии, что кто-то – как раньше – применит ядерное оружие или получит ядерный ответ, планета окажется уничтоженной и задохнется в бесконечном чувстве вины. Теперь у нее исчезла тревога – она привыкла к бесконечному ощущению небезопасности, к тому, что в каждой стране мира кто-то может завтра не проснуться, она приняла это чувство, она – и головой, и сердцем – осознала собственную смертность.
Она читала о том, как жили люди во Вторую мировую в Лондоне во время бомбежек – переставали спускаться в бомбоубежища, существовали в глянцевом, улыбчивом фатализме – панику поднимать было не принято, бояться во всеуслышание – дурной тон. Она листала дневники тех, кто встретил Великую Отечественную в Москве – многие из них хотели сдать город и уехать подальше из страны, но – куда? – вся страна и весь мир охвачены человеконенавистнической заразой, растворились в бесконечном страхе смерти.
Она знала, что ее отец погиб из-за того, что люди не могли договориться: чтобы что-то доказать другому человеку, необходимо было совершать страшные преступления. Со смерти отца прошло больше пятнадцати лет. Мир по-прежнему невыносим – люди снова совершают преступления и опять – день за днем – экран ее айфона загорается уведомлениями о новых смертях.
Одна из квартир, в которых она жила, когда переехала в Москву, находилась на 1-й Дубровской улице. Она сняла эту квартиру, потому что улица показалась очень знакомой, родной – до боли. Только потом, в двадцатилетие теракта на «Норд-Осте», она поняла, что видела эту улицу в детстве по телевизору – там стояли милицейские машины и кареты скорой помощи.
Один из ее парней жил по соседству с захваченным зданием Театрального центра, второй был родом из Буденновска и пересказывал разговоры очевидцев о том, как террористы захватили районную больницу. В четыре года он слышал имя Шамиля Басаева чаще, чем свое. Ее однокурсница должна была взорваться 29 марта 2010 года на станции «Лубянка», но не взорвалась – зацепилась юбкой за эскалатор, порвала молнию и опоздала на подорванный поезд. Первой парой была нервная контрольная по латыни, где разрешалось отвечать на звонки мобильного телефона – хлопали двери кабинета, раздавались приглушенные «Я в порядке». Однокурсница эту контрольную пересдала.
Она ощущала, что терроризм навсегда в подкорке ее ровесников, что никто никогда не будет в безопасности – ни в родном городе, ни под землей, ни на небе, – везде есть что-то, что готово тебя уничтожить, что-то, что управляется взрослым человеком.
Глава четвертая
У отца случился инфаркт. Так сказала ей мама. Это что-то страшное, потому что с сердцем, – так чувствовала девятилетняя она.
Вчера она впервые влюбилась, потому что увидела одноклассника на похоронах его дедушки – он стоял, держась за перила, на лестнице своего двухэтажного дома. Во дворе находился гроб, он не подходил к гробу. На нем была белая футболка, на груди, около выпирающих ключиц, висел серебряный крестик. Она разделяла его скорбь, он был в этой скорби красив.
Сегодня скорбь у нее – она едет с матерью в больницу к отцу.
В больнице запах медикаментов. На подоконниках стоят цветы. Она думает о том, что их кто-то поливает каждое утро, невзирая на боль и смерть, что царят в этом странном помещении. А может быть, взаимодействие с этими цветами и есть победа над смертью.
Папа лежал под капельницей и улыбался. Папа радовался их приходу. Она никогда не видела его таким довольным и беспомощным. Она знала, что у отца уже второй инфаркт в жизни, но не допускала мысли о том, что он может умереть – не умер же от первого, не умрет и от второго, отцы вообще не умирают, а живут вечно.
– Подай очки, – шептал он, она протягивала ему его очки. Он их надевал и внимательно ее рассматривал. В этот момент она явственно ощутила, что отец может умереть, ее пальцы задрожали.