Письма к утраченной

– Прости. – Он уронил голову в ладони, взъерошил волосы. – Я должен был сразу признаться. Психическое расстройство – не та тема, которой можно запросто коснуться в разговоре. Вообрази: обсуждают твои приятели новый фильм или спектакль, а ты вдруг этак небрежно возьмешь да и бросишь: «Вот когда я в Ридсмирской лечебнице валялся…» Миг – и от тебя бегут с воплями, как от зачумленного. Я провел там полгода; родители не знали, как объяснять мое отсутствие на светских приемах. Бедняги! Действительно, не скажешь ведь гостям: «Наш Уилл рассудком повредился, пришлось его изолировать, накачать химией до полного…»

Договорить Джесс ему не дала. Она вскочила с постели, бросилась к Уиллу, взяла его лицо в ладони и пресекла поток слов поцелуем. Сердцу, переполненному состраданием, было слишком тесно в груди. Джесс целовала Уилла нежно, страстно, самозабвенно, снова и снова, пока не почувствовала, что напряжение оставило его, пока его сильные, восхитительные руки не стиснули ее в объятиях.

– Я бы не убежала. Я никогда не убегу. Никогда тебя не брошу, – поклялась она. Прижалась лбом к его лбу, заглянула в глаза, подобные двум темным, потревоженным омутам. – Давай ляжем, и ты мне все-все расскажешь.

В Лондон они возвращались молча. Потому что слова иссякли, пока Уилл рассказывал, как сверкающее зеркало его жизни треснуло, а потом разлетелось на тысячи острых, наповал разящих осколков. Их пришлось собирать, подгонять один к другому – трудная была работа. Джесс внимательно слушала, обнимала его, гладила по голове, пока не поняла: колодец вычерпан до дна. Тогда, изнемогая от нежности, Джесс продемонстрировала Уиллу, что новая информация о нем не имеет никакого значения для их отношений и что он отныне не одинок.

Прощание с родителями было на сей раз лишено привычного негативного шлейфа, который раньше неизменно преследовал Уилла до самого Лондона. «Спитфайр» исправно глотал милю за милей; по мере приближения к дому Уилл все чаще ловил себя на попытках растянуть поездку. Он еще столько должен сказать Джесс. Например: «Благодаря тебе мой самый страшный ночной кошмар превратился в лучшие сутки моей жизни» или: «Когда мы снова увидимся?» Уилл не представлял, как произнести нечто подобное, не показавшись жалким. А другие слова – более умные, или самоироничные, или нежные – не шли на ум, потому что рука его лежала на теплом бедре Джесс.

– И все-таки я ничего не понимаю, – сказала Джесс, отвернувшись от Уилла, сонно глядя на зеленые обочины. – Дэн утверждает, что Стелла осталась с мужем из-за Дэйзи. Не могла бросить ее. А потом все-таки бросила, да еще в такое место сдала. Конечно, я допускаю, что на Стеллу пала тень из-за патологии дочери. Но ведь когда любишь, чужое мнение ничего не значит. Ни-че-го. Концы с концами не сходятся.

Она взглянула на Уилла. В отдалении возник дорожный указатель, и это все решило. Уилл сбавил скорость перед поворотом.

– Куда мы едем?

– В «Лейтон-манор». Я думаю, нужно осмотреть место, где жила и умерла Дэйзи Торн. Ты согласна?

Несколько миль они проехали по проселочной дороге, среди полей. Наконец увидели «Лейтон-манор». Прежнее тяжелое наследие было представлено трехэтажным корпусом из красного кирпича и колокольней, которая даже в ослепительный апрельский день, среди нарциссов и цветущих вишен, больше похожих на сахарную вату, имела зловещий вид.

Уилл оставил машину на стоянке под внушительным дубом, росшим здесь, вероятно, еще в те времена, когда больницы и в проекте не было. Они с Джесс обошли краснокирпичное строение, именуемое теперь просто «Манор» и вмещающее офис благотворительного фонда. За «Манором» стояло несколько одноэтажных строений. Если верить сайту, в них и живут нынешние пациенты. Строения – типовые, без архитектурных излишеств – выглядели вполне симпатичными. Возле каждого крыльца стояли птичьи домики-кормушки, апрельский бриз приводил в движение лопасти ярко раскрашенных ветряных мельниц.

Перед входом в старое здание больницы был разбит настоящий цветник, окруженный по периметру вечнозелеными растениями, которые создавали цветам защиту. Между клумбами бежали гравийные дорожки, колыхались под ветром тюльпаны.

Уилл и Джесс сели на скамью в беседке. Несомненно, через пару месяцев беседка будет увита розами. Старое здание больницы возвышалось как раз перед ними, чернело на фоне чистого весеннего неба.

– До сих пор мрачно выглядит, – поежилась Джесс.

В клетчатой рубашке Уилла, свеженькая, румяная, Джесс была неправдоподобно хороша. Уилл своему счастью не верил.

– Как ты думаешь, может здание впитывать эмоции? Вот, например, дом на Гринфилдс-лейн. Пусть он сырой, заброшенный, пусть там полно хлама, который остался от Нэнси, – все равно его стены дышат любовью. Там я чувствовала себя защищенной.

Джесс замолчала, заметив нечто, невидимое Уиллу.

– Привет. Мы твое место заняли, да?