Письма к утраченной

Словно прочитав ее мысли, Уилл чуть отстранился.

– Ты восхитительна, – прошептал он. – Единственное, чего я сейчас хочу, – это уложить тебя в постель и ласкать как минимум двенадцать часов кряду. – Он нежно поцеловал ее в губы. – Но если ты считаешь, что мы еще мало знакомы, или если ничего такого не хочешь, не переживай. Я понимаю. Честно говоря, я и сам насчет двенадцати часов кряду погорячился.

Его лицо напряглось, глаза блестели отраженным лунным светом. Смотреть в них было все равно что нагишом выходить под летний ливень – удивительно, ни на что не похоже, чудесно. Все дурные предчувствия растаяли. Джесс потянулась к его губам и выдохнула:

– Я этого хочу.

Затем, высвободившись из объятий, скинула платье и по щиколотку в лунном свете пошла к постели.

Дискотека закончилась. Было слышно, как прощаются и разъезжаются гости. Хлопали дверцы автомобилей, урчали двигатели. Потом наступила полная тишина.

Так бывало в детстве. Уилл лежал в кроватке, и редкий совиный крик только оттенял глухую тишину. Но сегодня Уилл слушал ночь с незнакомым чувством. С чувством, от которого ширилась грудная клетка.

Абсолютное, совершенное блаженство снизошло на него.

Джесс лежит рядом, обнимает его – нога на бедре, голова – на согнутом локте, ладонь – на груди. Лица он не может увидеть, не потревожив ее, но по тихому, ровному дыханию понимает – Джесс крепко спит.

Она почти сразу заснула – слезинки высохнуть не успели. Как будто оргазм утомил ее в той же степени, в какой явился откровением. В очередной раз мысленно прокручивая произошедшее, Уилл улыбался как дурак. Не уверенный в своей силе, он подавил желание и занялся ублажением Джесс. Он ласкал, и целовал, и вылизывал ее до тех пор, пока не довел до мелкой дрожи. Ее крик был неожиданно резким, Уилл на секунду испугался, что причинил ей боль. Но когда он отдернул руку, Джесс схватила ее и вернула на место, а потом оседлала его. Он еле успел натянуть презерватив (ребристый, с ароматом клубники, оставшийся с тех времен, когда Уилл считал подобные штучки апофеозом искушенности). Выдержки хватило на четыре бешеных толчка, и только.

После, когда пульс почти пришел в норму, а Джесс перестала дрожать в его объятиях, она ему сообщила, что наконец-то поняла, почему из-за секса поднимают столько шуму.

– У меня такого никогда не было. Я никогда не думала, что так вообще бывает.

Одна мысль о ее словах вызвала желание вскочить с постели и исполнить танец голого победителя, и показать букву «V» холодной как ледышка Милле, со скучающим видом ожидавшей от Уилла каких-то нечеловеческих порывов. Ее кислая мина, честное слово, действовала на потенцию чуть ли не более пагубно, чем пресловутые антидепрессанты. Теперь Уиллу казалось, что аморфное чудовище, тенью нависавшее над ним в течение долгих пяти лет, наконец-то повержено.

В лунном свете плечо Джесс отливало жемчужным блеском. Уилл погладил хрупкую ключицу, ощутил прилив нежности. Вспомнил песню, которую Джесс пела в самом начале вечера – «Как ты прекрасна сегодня», – и принялся мурлыкать этот мотив в ее шелковистые теплые волосы. Джесс шевельнулась, вздохнула, прильнула к Уиллу, чуть выше закинула ногу ему на бедро. Пожалуй, высоковато для комфортного сна. Нет, теперь ему точно уснуть не грозит.

Вещи, принесенные Уиллом из машины, лежали на полу, возле стола. С кровати ему виден был коричневый конверт, венчавший сумку Джесс. Очень осторожно Уилл высвободился из ее объятий, встал, забрал бумаги и вернулся с ними в постель. Устроившись на самом краешке, чтобы не тревожить Джесс, он стал читать при лунном свете.

– А вот и завтрак.

Когда Уилл вошел, Джесс закрыла глаза – пусть думает, что она еще спит. Сквозь ресницы она наблюдала, как Уилл ставит поднос на стол; постепенно адаптировалась к его красоте, чтобы не покраснеть, как школьница, при прямом взгляде на него.

Пока он ходил за едой, Джесс рассмотрела наконец фотографии. Запечатлен на них был главным образом Уилл – более юный, по-мальчишески худощавый, в разной обстановке. На вечеринках, на ослепительно-белых пляжах, за игрой в регби он выглядел одинаково – красивый парень из благополучной и состоятельной семьи, представитель привилегированного класса. Не чета Джесс.

– Я принес кофе и круассаны. Правда, они малость подостыли, но я не стал разогревать в микроволновке – хотел поскорее смыться. Внизу опять все по высшему разряду – столовое серебро, льняные салфетки. Я подумал, лучше тебе здесь, в спальне, перекусить.

Джесс села, стыдливо натянула одеяло по самый подбородок. Должно быть, Уиллу за нее неловко, отсюда и завтрак в постель. На одной из фотографий он в черном фраке, с галстуком-бабочкой, обнимает ухоженную блондинку в платье без бретелей. Ее-то, уж конечно, он усаживал завтракать вместе со своими родителями.

– Если предпочитаешь пойти вниз, я не возражаю, – пробормотала Джесс, пытаясь устроиться в подушках и удержать на груди одеяло. – Я здесь побуду.

– По мне, приятнее завтракать с тиграми в лондонском зоопарке, – сообщил Уилл, доставая из комода футболку. – Вот, надень, если хочешь.