Она всегда спрашивала, как он, пускай и прекрасно все видела – своими глазами. Мужчина позволил стулу медленно крутиться до тех пор, пока они не оказались друг к другу лицом.
Алекс робко улыбнулась ему с порога, направляясь навстречу, и он потушил тлеющую сигару и поднялся.
Темные глаза были красноватыми от слез.
– Что произошло?
Силко ожидал чего угодно, в последнее время дурные предчувствия преследовали его, не давая спокойно спать, отвлекая и нервируя.
– Я… – замялась де Блан, и сердце болезненно сжалось внутри: ей это так несвойственно… – Нам нужно поговорить.
Он сперва хотел ответить утвердительно, сказать, что им действительно нужно поговорить, и он даже знает, о чем, но передумал.
– Я тебя слушаю, – отозвался мужчина, внимательно следя за каждым движением Алекс.
– Я ухожу, – наконец, выдавила она. – Я решила вернуться в Пилтовер, в Академию, там я смогу продолжить свою работу…
Почва ушла из-под ног, Силко отвернулся, морщась, закрывая зеленый глаз, а алый сверкнул в обжигающей досаде.
– Это решение далось мне непросто. Я люблю тебя, я люблю Джинкс, я люблю все, что у нас есть, но я ощущаю себя неполноценной, мне не будет покоя, пока я не найду способ вновь стать собой.
Она не лгала – ей, действительно, было тяжело рубить с плеча, оставляя свою жизнь в Зауне… Он даже не стал ее отговаривать. Это бесполезно.
– Мы не увидимся больше. Мне жаль, что все так получилось… Прости меня.
Только тогда он решился взглянуть на нее. Чуть позже он начнет ее ненавидеть – за эту боль, выжигающую изнутри, за предательство, – но не сейчас.
Алекс подошла ближе, протягивая к нему руки, кладя ладони на плечи и привлекая к себе. Силко повиновался – потому что не было смысла сопротивляться. Дело не в гордости и не в слабости… Он любил ее. А она еще любила его – на последние минуты их жизни вместе, мгновения прощания.
Губы слились в финальном танце глубокого поцелуя, они упивались друг другом, и весь мир перестал существовать кроме их двоих. Он чувствовал языком соленые слезы, он крепко прижимал ее к себе, но потом отпустил.
Он не станет искать с ней встречи, он поклялся себе, что забудет ее. На это уйдет время, но у него полно времени…
Когда Алекс ушла, ярость, наконец, прорвалась наружу, заполняя легкие, желудок, что-то нечленораздельно кричащий рот. Кажется, он сбросил со стола все предметы, сломал какую-то мебель. Уже задыхаясь, в изнеможении, хрипя от воплей, Силко сел на пол, прислоняясь спиной к ножке стола, и смиренно принял неизбежное.
Чуть позже пришла Джинкс, но она застала отца сидящим в кресле, с бокалом крепкого седативного зелья, которых он выпил уже немало. Оглядываясь по сторонам, наблюдая последствия погрома, проявления злости, она озвучила свой вопрос.
– Это правда?
Накануне Алекс сообщила ей новость. Они обе всплакнули прощаясь, однако осознание потери наступило только сейчас. Джинкс почему-то была до этого мгновения уверена, что несмотря на разлуку, они смогут видеться, когда захотят – ведь это так глупо расставаться, если они по-прежнему будут разделены лишь рекой и мостами меж двух городов.
– Ты все, что у меня есть, Джинкс, – говорил Силко, откинувшись на спинку, а девушка в мрачном молчании сидела на столе, перекинув через него свои ноги, раскачивая крутящееся кресло. – Все предают нас. Нам нужно держаться вместе.
Они еще покажут им. Они покажут им всем.
========== 17 ==========
Было бы наивностью полагать, что вернуться – это так просто. Решимости Алекс всегда было не занимать, однако на этот раз она струсила. Она ненавидела себя за мягкотелость и малодушие, с каждым днем все больше тонула в противоречиях и сомнениях: она уже рассталась с прошлым, но никак не могла осмелиться на встречу с будущим.
Она осталась в Зауне, поселившись в квартале променада, отдаленном от места прежнего обитания, с видом на далекие шпили Пилтовера. Она обманывала себя, что временное пристанище предназначалось лишь для восстановления сил и финального рывка… Де Блан содрогалась от одной только мысли, что ей придется вернуться в отчий дом, вновь пройтись по галереям Академии, увидеть знакомые лица…
Увидеть Виктора.
Вопреки всем обстоятельствам, разлуке и времени, Алекс помнила своего студенческого приятеля, будто бы они виделись только вчера… Ей было достаточно закрыть глаза – и облик бледного юноши с янтарными глазами всплывал из памяти, живой и словно настоящий.
Даже бабушку де Блан припоминала с большим трудом, чем Виктора.
Было ли то ностальгией или отголосками оставшихся чувств, Алекс не знала. Впрочем, все было объяснимо регулярной, пусть и анонимной, перепиской с ассистентом декана, рецензиями на работы молодого ученого, которыми женщина продолжала заниматься.
Помимо Виктора у профессора де Блан были и другие коллеги, однако, безусловно, любимчиком оставался именно он. Алекс не подозревала, насколько Виктор терпеть не мог своего ревьюера, оставалась в неведении о долгих и муторных спорах Хеймердингера с ассистентом насчет супервизий… однако, если бы узнала – не удивилась бы.