Письма мертвой королеве (СИ)

— Пойдемте-ка, — неожиданно позвал гостей Мимир, вставая. Великан направился в глубину грота, пронизанную отвесно падающими свозь расщелины в земле солнечными лучами, где камень неуловимо преображался в дерево, в заскорузлую кору, текущую тягучими слезами янтарной смолы. Там, в зеленом полусумраке летнего полудня, дремала кольцевая стенка высотой человеку по колено, старательно выложенная из плоских камней — обрамление легендарного источника. — Да, можно взглянуть. Только постарайтесь ничего туда не ронять и не дотрагивайтесь до воды, он этого не любит.

Затаив дыхание, Рататоск бросила боязливый взгляд за каменное ограждение. Рядом засопел Фенрир и удивленно хмыкнул Слейпнир.

Наполненный прозрачной водой источник был не очень глубок и насквозь просвечен солнцем. Над самым дном плясали песчинки, подкидываемые бьющим из земных недр родником. В водной толще висели отливающие золотом и зеленью рыбы, числом около десятка, с длинными плавниками и хвостами, похожими на прозрачные шелковые полотнища из Катая. С величавой медлительностью рыбки вершили движение по кругу, чуть пошевеливая плавниками, едва заметно приоткрывая жаберные щели и выпуская цепочку воздушных пузырьков.

— Я прошу прощения, — Слейпнир в недоумении подвигал бровями, — но где же… как бы это выразиться… где глаз?

— Какой такой глаз? — не понял Мимир.

— Как какой? Глаз Всеотца, отданный за право отведать воды из источника.

— Ох, — Мимир досадливо скривился, словно ему на зуб угодил камешек, — и вы туда же. Что, байка насчет сменянного глаза вышла такой прилипчивой, что в ней никто даже не усомнился? Да неужто я зверь какой, у своего друга глаз вырывать и тем более — швырять всякую окровавленную пакость в источник?

— Но тогда почему… — растерялась белка. — Зачем повязка и все остальное? — она прижала ладонь к лицу, намекая на Одина.

— Потому что мой старый друг не только глотнул здешней водицы, но и умылся ею, получив дар истинного прозрения, — с важностью ответил Мимир. — Теперь он зрит мир и живущих в нем такими, каковы они есть, а не такими, как они пытаются казаться. Вы только подумайте, как это тяжко — постоянно видеть сквозь иллюзии, понимать, кто на самом деле чего стоит. Поначалу Один пытался обходиться без повязки, но его рассудок не выдержал постоянной раздвоенности. Ну, и опять же, с повязкой оно внушительнее смотрится, — он утробно хмыкнул. — Один Одноглазый и Всеведающий, царь богов, а не просто ётун, решивший стать богом.

Рататоск невольно икнула. Всю жизнь она полагала, что история с глазом Одина — чистейшей воды истина.

— А копье, ствол Иггдрасиля и девять дней жертвоприношения? — жалобно заикнулась она. — Что, это тоже… немножко приукрашено?

— Правда от первого до последнего слова, — заверил ее великан. — Вы как, достаточно сметливы, чтобы не трепаться попусту об увиденном и узнанном?

— Ни слова, — кивнул Слейпнир. Его заворожили неспешно описывающие круги рыбки в чешуе, отливавшей старым золотом и весенней листвой. — Почтенный Мимир… к чему вы поселили в источнике рыбешек?

— Сами завелись, — отрекся великан. — Прихожу в одно утро, а они бултыхаются. Сперва шустро так метались туда-сюда, даже мальками обзавелись, а я их подкармливал. Мальки выросли и сделались вот такими. Плавают по кругу, ничего не жрут, но исправно толстеют и дохнуть отнюдь не собираются. Не то отупели вконец, не то настолько пропитались мудростью, что ничего им больше не надобно, — Мимир проводил взглядом неторопливо поднявшуюся к поверхности рыбу. — Я на них смотрю порой и думаю: вот она плывет, глаза выпучила… а может, на самом деле она постигает тайны Мироздания. Или усилием воли заставляет шелестеть листья на Иггдрасиле. Или катает солнце и луну по небу. Или отсрочивает наступление Рагнарёка. Я ж не ведаю. Я вообще тут навроде привратника, достойным подношу золотую чашу, недостойных гоню взашей. А что с вами делать — ума не приложу. Гюльва, опять же… Я ж ее совсем молоденькой знавал, такая была бойкая девчушка с косичками… — великан пригорюнился. — Не поможет ей эта вода. Сделает наподобие моей рыбешки. Всезнающей, всеведающей и совершенно равнодушной. Вот однажды соберусь с духом, выловлю их оттуда и запеку в угольях. С шалфеем и укропной травой. Забегайте попробовать, ага?

— Не надо, — пожалела рыбок Рататоск. — Пускай плавают. В роднике непременно должны жить рыбы. Кстати, если поймать одну и выпустить в обычной реке, она так и продолжит кружить и мыслить о вечном, или постепенно сызнова станет обычной рыбкой?

— Простая вода не содержит в себе растворенной мудрости, значит, рыбка утратит накопленную мудрость, — предположил Слейпнир. — Либо же щука слопает задумчивую рыбку… — он осекся, и его взгляд сделался несколько отсутствующим. В точности как у нарезающих бесконечные витки спирали рыб в источнике.