Письма Плиния Младшего. Панегирик Траяну.

(5) Мне кажется, я могу указать тебе на Юлия Генитора294. Я люблю его, но любовь меня не сделала слепым в его оценке: она родилась от нее. Это человек безукоризненный и положительный, но для нашего распущенного времени грубоватый и невоспитанный. (6) Насколько он красноречив, ты можешь поверить многим. Умение говорить видно всем и сразу, но в жизни у человека бывают укромные убежища, бывают тайники, куда не проникнешь. За Генитора я тебе ручаюсь: от этого человека твой сын услышит только то, что пойдет ему на пользу, не обучится ничему, чего бы лучше не знать; так же часто, как ты и я, он будет говорить о том, что возложили на него предки, о том, каких людей должен он быть достоин295.

(7) Итак, с божией помощью вручи его наставнику, от которого он научится сначала добрым нравам, а потом красноречию; ему не выучишься без доброй нравственности. Будь здорова.

4

Плиний Цецилию Макрину296 привет.

Хотя поступок мой одобрили друзья, здесь присутствовавшие, и люди, которые о нем толковали, но мне важно знать, что думаешь ты: (2) я добивался твоего совета, еще ничего не начав, а сейчас, когда все покончено, я так хочу узнать твое мнение.

Я собирался начать на свои деньги постройку общественного здания и хотел уже выехать в свое этрусское имение, получив как префект эрария официальный отпуск, когда послы из Ботики, приехавшие с жалобой на проконсула Цецилия Классика, попросили сенат назначить меня их защитником. (3) Мои добрые коллеги, искренне меня любящие, переговорив об обязанностях нашей общей службы, попытались меня отвести297. Сенат принял почетное для меня постановление: назначить меня патроном провинциалов, если будет им на то мое согласие. (4) Послы, допущенные опять в сенат, вновь попросили меня в защитники (я присутствовал тут же); они взывали к моей верности, испытанной в деле Бебия Массы, ссылались на союз, связывающий патрона с подзащитными298. Сенат выразил громкое одобрение, предваряющее обычно декрет. «Отцы сенаторы, — сказал я, — я не думаю, что привел основательные причины для отвода». Заявление мое, скромное и продуманное, было одобрено.

(5) Побудило меня принять это решение не только единодушное желание сената (хотя и оно главным образом), но и другие соображения, не столь, правда, веские, но некоторый вес имеющие. Я вспомнил, что предки наши добровольно выступали на защиту каждого обиженного частного лица, находившегося под их покровительством299. Не постыднее ли пренебречь покровительством государства? (6) А когда я еще вспомнил, каким опасностям я подвергался в прошлый раз, защищая этих самых жителей Бетики300, то, думалось мне, старая слава ведь молодую любит. Так уж устроено: если ты не добавишь к старым услугам новых, прежних как не бывало. Как бы ни были обязаны тебе люди, если ты им откажешь в чем-нибудь одном, они только и запомнят, что этот отказ.

(7) А затем Классик ведь умер, и вопрос в такого рода делах самый мучительный — о наказании сенатора — отпал. Я видел, что благодарить меня будут не меньше, чем благодарили бы, будь он жив, а ненависти я ничьей на себя не навлеку. (8) А главное, я учел: если я несу эту обязанность уже в третий раз, то мне легче будет отказаться от обвинения человека, которого обвинять я не должен. Всем обязанностям есть предел, и право на отказ лучше всего подготовить нынешним согласием.

(9) Ты узнал, почему я принял такое решение,— каков же будет твой суд: я с одинаковым удовольствием выслушаю и твое откровенное несогласие и твое авторитетное одобрение. Будь здоров.

5

Плиний Бебию Макру301 привет.

Мне очень приятно, что ты так усердно читаешь и перечитываешь сочинения моего дяди, хочешь иметь их полностью и просишь их перечислить. (2) Я возьму на себя составление каталога и даже сообщу тебе, в каком порядке они написаны: и это приятно знать тем, кто занимается наукой.

(3) «О метании дротиков с коня» — одна книга, он написал ее и старательно и умело в бытность свою префектом алы; «Жизнь Помпония Секунда» — в двух книгах: Секунд его особенно любил, и это сочинение было как бы долгом памяти друга. (4) «Германские войны» — в двадцати книгах: тут собраны сведения о всех наших войнах с германцами. Он взялся за эту работу, побужденный сновидением: во сне предстал ему Друз Нерон, отнявший много земель у германцев и в Германии же умерший. Он поручал ему беречь его память и спасти ее от несправедливого забвения. (5) «Учащиеся» — в трех книгах: каждая по причине величины разделена на две: руководство, наставлявшее оратора с первых шагов и завершавшее его образование. «Сомнительные речения» — в восьми книгах. Он писал ее в последние годы Нерона, когда рабский дух сделал опасной всякую науку, если она была чуть смелее и правдивее. (6) «От конца истории Авфидия Басса» — тридцать одна книга и «Естественная история» — в тридцати семи книгах, произведение обширное, ученое, такое же разнообразное, как сама природа302.