Письма Плиния Младшего. Панегирик Траяну.

(7) Ты удивляешься, что столько книг, при этом часто посвященных вопросам трудным и запутанным, мог закончить человек занятый. Ты удивишься еще больше, узнав, что он некоторое время занимался судебной практикой, умер на пятьдесят шестом году, а в этот промежуток помехой ему были и крупные должности, и дружба принцепсов. (8) Но был он человеком острого ума, невероятного прилежания и способности бодрствовать303.

Он начинал работать при свете сразу же с Волканалий — не в силу приметы, а ради самих занятий — задолго до рассвета: зимой с семи, самое позднее с восьми часов, часто с шести. Он мог заснуть в любую минуту; иногда сон и одолевал его и покидал среди занятий. (9) Еще в темноте он отправлялся к императору Веспасиану (тот тоже не тратил ночей даром); а затем по своим должностям304. Вернувшись домой, он оставшееся время отдавал занятиям. (10) Поев (днем, по старинному обычаю, простой легкой пищи), он летом, если было время, лежал на солнце; ему читали, а он делал заметки и выписки. Без выписок он ничего не читал и любил говорить, что нет такой плохой книги, в которой не найдется ничего полезного. (11) Полежав на солнце, он обычно обливался холодной водой, закусывал и чуточку спал. Затем, словно начиная новый день, занимался до обеда. За обедом читалась книга и делались беглые заметки. (12) Я помню, как кто-то из гостей прервал чтеца, сбившегося на каком-то слове, и заставил повторить прочитанное. Дядя обратился к нему: «Ты ведь понял?» Тот ответил утвердительно. «Зачем же ты его прерывал? Он за это время прочитал бы больше десяти строк». Так дорожил он временем.

(13) Летом он вставал из-за обеда еще засветло, зимой с наступлением сумерек — словно подчиняясь какому-то закону.

(14) Таков был распорядок дня среди городских трудов и городской сутолоки305. В деревне он отнимал от занятий только время для бани; говоря «баня», я имею в виду внутренние ее помещения. Пока его обчищали и обтирали306, он что-либо слушал или диктовал. (15) В дороге, словно отделавшись от остальных забот, он отдавался только этой одной: рядом с ним сидел скорописец с книгой и записной книжкой307. Зимой руки его были защищены от холода длинными рукавами, чтобы не упустить из-за суровой погоды ни минуты для занятий. По этой причине он в Риме пользовался носилками308. (16) Помню, он упрекнул меня за прогулку: «ты мог бы не терять даром этих часов». Потерянным он считал все время, отданное не занятиям.

(17) Благодаря такой напряженной работе он и закончил столько книг, а мне еще оставил сто шестьдесят записных книжек, исписанных мельчайшим почерком с обеих сторон: это делает их число еще большим. Он сам рассказывал, что, будучи прокуратором в Испании, мог продать эти книжки Ларцию Лицину за четыреста тысяч, а тогда их было несколько меньше309.

(18) Когда ты представишь себе, сколько он прочел и сколько написал, то не подумаешь ли, что не было у него никаких должностей и не был он другом принцепса? А когда услышишь, сколько труда отдал он занятиям, не покажется ли, что мало он и написал и прочел? чему не помешают такие обязанности? Чего не достигнешь такой настойчивостью? (19) Я обычно смеюсь, когда меня называют прилежным; по сравнению с ним я лентяй из лентяев. Меня все-таки отвлекают и общественные обязанности и дела друзей. А из тех, кто всю жизнь только и сидят за книгами, кто, сравнив себя с ним, не зальется краской, словно только и делал, что спал и бездельничал?

(20) Я заговорился, а ведь собирался написать тебе только о том, о чем ты спрашивал: какие книги после себя он оставил? верю, однако, что тебе мое письмо будет не менее приятно, чем сами книги, которые ты не только прочтешь: они, может быть, возбудят у тебя соревнование, и ты сам захочешь создать что-нибудь подобное. Будь здоров.

6

Плиний Аннию Северу310 привет.

Из денег, доставшихся мне по наследству, я недавно купил коринфскую статую, небольшую, но, насколько я понимаю, — может быть, я и во всем смыслю мало, но тут и подавно, — сделанную искусно и выразительно: это и мне понятно. (2) Промахи художника, если они есть, в этой голой фигуре ускользнуть не могут; мастерство работы громко о себе заявит. Изображен стоящий старик. Кости, мускулы, жилы, вены, даже морщины — перед тобой живой человек: редкие ниспадающие волосы, широкий лоб, сморщенное лицо, тонкая шея; руки опущены, груди обвисли, живот втянуло. (3) И со спины видно (насколько можно судить по спине), что это старик. Бронза, судя по ее настоящему цвету, старая и старинной работы311. Все, одним словом, может остановить на себе глаз мастера и доставить удовольствие человеку несведущему.

(4) Все это меня, хотя и профана, заставило купить эту статую. Купил же я не затем, чтобы иметь ее у себя дома (до сих пор у меня дома вовсе нет коринфской бронзы), а чтобы поставить в родном городе в месте посещаемом, лучше всего в храме Юпитера312: дар этот, кажется, достоин храма, достоин бога.