Письма с фронта. 1914–1917

Твоя догадка очень вероятна, и мой Георгий может дойти до Петрограда; к выгоде или невыгоде – покажет будущее. Посылаю тебе три карточки: я, сидящий в столовой, бригадный (мой товарищ, тоже принимающий штаб див[изии]) с сестрой милосердия и мои сослуживцы (слева направо): прикомандированный к штабу подп[олковник] Шляхов, пор[учик] Савченко (по стр., адъютант), Бутков [Будков] (артиллерист, обер-офицер для поручений) и Бранкевич (офицер для связи). Они сняты перед входом в нашу столовую. Наконец, еще окутанный снегом наш домик, где мы помещаемся. Теперь он имеет иной вид, обнажившись от зимнего покрова… пока прерываю, иду заниматься.

Хорошо, что я не кончил два часа тому назад своего письма: сейчас я получил три твоих от 5, 6 и 9 чисел; последнее большое и философское. Ты поднимаешь старые темы, которые мы не решим все равно. Волноваться из-за них во всяком случае не стоит. Я согласен, что теоретически интересен тот вывод, что источник случайностей с твоей стороны – малокровие и связанная с ним нервозность, но практически это не так важно… Так есть какая-то линия, около которой мы с тобой крутимся. Может быть, во всем виновата моя гордость: я хочу, чтобы выбранная мною женщина была совершенство – и в духовном, и в физическом смысле, и когда случается что-либо, посягающее на такой вывод, я чувствую себя задетым… вот и все. Ну, да теперь все это пустяки, так как на последней странице твоего письма стоят слова «безгранично тебя любящая», и вся наша философия, все наши споры летят вдребезги, как царства мрака и теней от золотого луча Солнца.

Я пишу, а кругом меня сплошная фотография: промывают, фиксируют, рассматривают, советуются, спорят… чую, что меня будут снимать неугомонно. Мой сожитель сейчас рассматривает снимки моего помощника, и между ними идут какие-то дебаты: один повторяет «недодержано», другой – «передержано»… кто прав – не знаю, вижу лишь, что рисунок неясный и плохой…

С племянницами у тебя, вижу, выходит плохо, – они совсем раскисли и ведут себя скверно. Гони их вместе с собою из Петрограда на юг, на волю степную, и там все пройдет.

Мы тоже как-то сегодня разговорились о Туркестане и заставили других открывать от изумления рты… Ночи, цветущий урюк, древности, кишлаки, журчащий арык… все это – сказочное и покрытое дымкой чудес, красоты и тайны – заволновало наших слушателей так же, как твои рассказы – Лелю. Дай, моя золотая и драгоценная, твою мордочку, губки и глазки, а также троих наших, я вас обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

18 марта 1916 года. 8 лет

18 марта 1916 г. – 18 марта 1908 г.

Дорогой мой Кирилочка!

Сегодня день твоего Ангела и день твоего рождения; поздравляю тебя, мой милый беленький мальчик. Посылаю тебе шесть фотографических снимков, которые на задней стороне занумерованы, и там же объяснено, что они представляют. Тебе будет ясна наша боевая жизнь. На № 5 и 6 показаны окопы, по которым ходил и я несколько раз, особенно № 5.

Мама пишет, что ты получаешь пятерки, да еще иногда с плюсом; спасибо, мой славный, ты у меня умный. Только ты, кажется, иногда обижаешь Киску? Откуда я это знаю, ты спросишь? Да мне как-то ворона летела и прокаркала. Вижу, она что-то кружится над домом и говорит: «Кирилка обижает Киску». Видит, что я понял, и улетела.

У нас весна, солнышко светит, птицы поют, и травка кругом зеленеет. Недавно взяли много пленных, пулеметы, бомбометы. Артиллерия противника стреляет, да мало.

Целуй маму, Генюшу и Кису. Крепко тебя обнимаю, целую и благословляю.

Твой папа.

18 марта 1916 г.

Дорогая моя женушка!