Письма с фронта. 1914–1917

[Письмо без начала; вероятно, 5 марта 1917 г. ]

…грязи, в которой искупал еще и все свое платье. В 2 часа утра 3.III у нас совершилось событие: Галя ожеребила рыженького жеребенка, с красивой мордочкой и на очень длинных ногах. Сейчас третий день, и он уже бегает в деннике, а задом бился уже первый день. Кажется, выйдет лучше, чем Ужок, судя по ногам. Хожу я в день несколько раз, и разговоры у нас с Игнатом только о жеребенке. Текущие события совершенно им задавлены, по крайней мере, Игнат больше ни о чем не говорит. Галя довольна, но уже толкает сынка, который в прикладываниях к буфету не держится никакой нормы. Вчера я причастился, говел два дня пятницу-субботу и очень рад, что моя молитва совпала с событиями в России: это мне помогло взять себя в руки. Пиши мне возможно чаще, хотя бы открытки. У нас начинается что-то вроде весны, но дни весенние все чередуются с зимними… зима упирается. Что же с моей итальянской наградой, ничего о ней не слышу, не отставили ли?

Пишу тебе это письмо, чтобы ты, моя голубка, не волновалась. Принимаюсь за работу. Завтра жду Эйсмонда, который где-то задержался. Давай, моя женушка, твои глазки и губки, а также наших малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Целуй папу, маму, Каю. А.

7 марта 1917 г.

Дорогая моя женушка!

Писем от тебя нет, и нет никаких вестей. Смотрю я на вашу карточку и многое думаю: в каком-то вы там состоянии и что делаете? Почему ты не остановилась на мысли послать мне телеграмму, как делаю это я в минуты, когда ты можешь тревожится? M-me Невадовская прислала мужу телеграмму, и он теперь спокоен.

Каждый день посылаю на почту мотоциклет, но он регулярно мне ничего не привозит. Сегодня встал в 6 1/2 часов, прелестное утро, и на душе как будто стало ровнее. Большое развлечение для меня доставляет теперь жеребенок, он совсем не такой, как Ужок, и вообще какой-то особенный. Энергии в нем – уйма. Уже в первый день своего существования он начал брыкаться задними ногами. Я лично этого не видел, но Передирий это мне говорил. А вчера, т. е. на 4-й день его существования, я сам уже видел такие с его стороны фокусы. Передирий входит в его квартиру (денник, сажень в квадрате, где он обитает со своею матерью), и мол[одой] джентльмен тотчас же начинает с ним играть: становится на задние лапы, а передние кладет Передирию на плечи; затем в этой же позе пробует ударить его передней ногой; и, наконец, быстро повернув задом, бьет задними ногами… последний удар так силен, что его старается Пер[едирий] избежать. Среди этих главных па множество частных: подпрыжки, повороты, козлы и т. п. На месте он не стоит ни секунды: это какой-то вертун. Спит он часто, к буфету прикладывается ежеминутно, и мать, предупреждая его обжорство, толкает его мордою… на такую педагогику он, по-видимому, мало обращает внимания. Конюшню посещаю не я один, а многие другие, и хохот стоит страшный. Он, сверх сего, еще требует укусить, но это выходит слабо… Немного потерпим его баловство, а потом начнем дуть. Все думаем, как бы его назвать. Выручайте. Ужок отошел на второй план. О нем мало теперь говорим, и он производит какое-то скромное впечатление. Он теперь, напр[имер], кажется маленьким; один офицер утверждает, что в нем и вершка нет (т. е. 2 арш[ина]). А если он в конце концов не даст более двух вершков, то оставлять его не будет смысла, а затем он почти не покроет вызванных им издержек; рублей 200 с лишним он, вероятно, уже стоил.

У нас спокойно; с внешней стороны решительно и намека нет, что там в тылу совершилось так много нового. Мы делаем свое дело, как и всегда, у меня полон рот работ и забот, и ваши новости лишь еще прибавили грузу на мои плечи. Теперь, вместо 7–7 ½ часов, я встаю в 6–6 ½ и боюсь, что и этого количества часов мне не хватит.

Сейчас только что мне представился Эйсмонд, и он мне многое рассказал, чего я раньше не знал и, конечно, никогда бы не предвидел. Как и другие, он много останавливается воспоминаниями о дочурке, которая «поет, танцует и декламирует». По его словам, Серг[ей] Ив[анович] надеется попасть ко мне, хотя Эйсм[онд] говорил ему, что место уже занято капитаном Пюллем. Не знаю, какие у Сер[гея] Ив[ановича] расчеты, но до сих пор его у меня еще нет.