Письма с того света

— Так.

— Еще скажу, это был человек чуткий.

— Ну это-то почему?

— А разве не видно, господин доктор? У него на лице будто написано смущение тем, что своей смертью он потревожил людей.

— Правильно.

— И каким же ему быть еще? Человек это…

— Ясно! Значит, этот человек в самом деле умер. Вы знаете, чего я опасаюсь? Некоторые вот приходят и пытаются меня уверить, что они мертвые. Когда при них нет рекомендательных писем, я записываю против их имени: «Еще не умер, обязан жить», и возвращаю обратно. Ну хорошо, этот человек действительно умер. Ну, а от чего?

— В случаях, когда причина смерти неизвестна, регистратор больницы записывает: «от истощения».

— Да, пожалуй, так. Но смерть этого мне все-таки показалась немного подозрительной. Отправлю-ка я его на судебно-медицинскую экспертизу. Пусть у них тоже будет чем заняться.

Так вот каковы дела, мой любимый брат Слепень! В следующем письме я расскажу, что со мной было на экспертизе.

До свиданья, милый Слепень!

Твой брат

Умерший Ишак

Девятое письмо

Любимый брат мой Слепень!

Как я уже писал тебе в предыдущих письмах, умереть-то я умер, а вот умереть официально никак не мог.

Да, трудно жить на белом свете по всей форме, но умереть формально тоже нелегко.

В больничном подвале, кроме меня, было еще несколько мертвецов. Справа от меня лежал молодой парень, слева — пожилая женщина. Я обратился к парню:

— От чего вы умерли?

— Я покончил самоубийством, — ответил он.

— Ну и как, легко ли кончать самоубийством?

— О-о-о!.. Самоубийство — это легко было раньше. А сейчас покончить с собой много труднее, чем жить… Сперва я решил броситься в море. И вот, обойдя из конца в конец Анатолийский и Румелийский берега огромного Стамбула, я не смог отыскать свободного клочка, откуда можно было бы утопиться. Все море вокруг Стамбула занято. Дачи, особняки, виллы, лодочные станции, сады… Я взывал, надеясь, что кто-нибудь войдет в положение:

— Во имя человечности, разрешите мне броситься с этого места в море!

Мне отвечали:

— Ты безумец! Посмотри на эту красоту!.. Разве человек может оставить этот прекрасный, этот радостный мир и убить себя?

И так я все искал и искал, но найти на морском побережье место для самоубийства оказалось просто невозможным.

— А вы бы отправились на какой-нибудь пляж.

— Под конец я так и сделал. Сделал, но попробуйте-ка вы на пляже найти кусочек моря! «Прощай, белый свет!» — говорю я, бросаюсь в воду и вдруг слышу под собой крик. Оказывается, я плюхнулся кому-то не то на живот, не то на спину. Вот и получается: пляж есть, а моря нет.

— А вы бы сели на пароход.

— Ты что же думаешь, я не садился, что ли? Во-первых, на пароходе такая давка — как влез, так и не шевельнешься. А если и пошевелишься, то все равно не сможешь добраться до борта, чтобы утопиться. Ну, допустим ты добрался, так все равно ты ничего не сможешь сделать из-за тесноты. Все время застреваешь, зацепляешься то руками, то ногами за чье-нибудь тело. Но если ты все-таки пробьешься и бросишься в море, тебя сразу спасают. Короче говоря, покончить с собой в море нет никакой возможности.

— Ну и что же вы сделали?

— Я решил отравиться газом. Друзьям, приятелям, всем своим знакомым я написал и разослал письма следующего содержания: «После того как наша команда потеряла звание чемпиона, мне опостылел белый свет. Особенно сейчас, после поражения на последнем матче, я не могу больше жить и кончаю жизнь самоубийством. Бог даст, скоро свидимся». Затем я пришел домой, тщательно заткнул все отверстия, открыл газовые краны и растянулся на полу. Прошло около получаса. Я начал ощущать в себе какую-то легкость, умиротворение. На душе у меня становилось спокойно, сердце наполнилось радостью. Вот странное дело! «Значит, когда человек умирает, он себя так вот и чувствует, — сказал я себе. — Знал бы я раньше, что смерть так прекрасна, так разве стал бы столько терпеть ради жизни?»

В это время сильно застучали в дверь. «Должно быть, ангелы слетелись», — подумал я и никак не мог решить — открыть мне дверь или не открывать. Раз я умер, то открывать дверь — не моя забота. Уж если это ангелы, то им что дверь, что стена — все равно войдут. Так оно и случилось. Они приналегли на дверь и вошли… И что я вижу: все, кому я адресовал свои прощальные письма, все пришли.

— Значит, вы не вынесли разлуки со мной, и тоже себя убили. Вот это называется дружба! — сказал я. А дни в ответ:

— Ты что, с ума сошел?

— Что значит — с ума сошел? Разве мертвецы бывают сумасшедшими? Да разве я не умер?

— Какое там умер — да ты здоровехонек, — отвечают они.

Тут я сказал:

— Извините, друзья, — я умер и очень доволен этим.

А они спрашивают:

— А каким образом ты покончил с собой?

— Отравился газом.

Не успел я это сказать, как раздался хохот: