Письма только для своих

До этого момента солнце всегда появлялось снова. Но теперь все изменится.

Ты никогда больше его не увидишь, воробей. И уж тем более можешь забыть о пыли, в которой ты купаешься.

Кругом будет грязь. Болото. Запомни.

Ты видел когда-нибудь что-нибудь проливное? Вот такой теперь будет дождь, воробей: проливной.

А что это я слышу? Шипение?

Ага! Это дождь добрался до солнца, воробей. Он потушит солнце там, за облаками. И оно зашипит. Да-да, воробей.

Смотри, осторожней, а то сейчас на землю свалится огромная мокрая круглая штуковина.

И будь повнимательней, чтобы она не упала на твою размокшую голову. Это твое вечное беззаботное чирикание! Как будто все идет как положено!

Ворона

Дорогая ворона!

Я получил твое письмо. Большое спасибо!

Сначала я хорошенько его просушил, а потом уже прочитал. Как интересно!

Я всегда очень радуюсь, когда получаю от тебя весточку. Извини меня, пожалуйста, если я все-таки немножко почирикаю от удовольствия.

А знаешь, если я смотрю наверх, то всегда представляю, что там сидишь ты. На нижней ветке дуба.

Твои перья блестят на солнце.

Мне кажется, что ты каркаешь очень красиво. Грустно, но именно поэтому и красиво!

Воробей

Когда черепаха лежала у себя под панцирем,

а мимо проходила белка она притворялась, что спит, и не отвечала, если белка стучала ей в панцирь. Тогда белка ненадолго задумывалась, чесала себя за ухом и писала на панцире:

Привет, черепаха!

Как дела?

Белка

Черепаха чувствовала, что написано у нее на спине, и кричала в ответ:

— Хорошо! Очень хорошо!

Она очень гордилась, что может чувствовать письма. Потому что, признаться честно, читать она не умела.

— А как ты тогда чувствуешь письмо? — спросил ее как-то сверчок, когда черепаха однажды встретила его во время небольшой прогулки и рассказала, что написала ей в то утро белка.

— Ну… — сказала черепаха. — Это долгая история. Мне нужен целый год, чтобы все тебе объяснить.

— Год? — удивился сверчок. Он никогда еще не слышал о годе.

— Да, — неуверенно кивнула черепаха. Она тоже не очень хорошо знала, что такое год, но думала, что это должно быть очень долго. — Целый год и деревянная палка. Вот что мне надо.

— Ну да, — произнес сверчок.

Больше он ничего не спрашивал и стал смотреть себе под ноги.

Так они просидели рядом довольно долго.

— А я могу расшифровать письмо по запаху, — вдруг сказал сверчок.

— Да что ты! — удивилась черепаха.

— Да, — кивнул сверчок.

Он сунул нос в розовый куст, понюхал и сказал:

— Здесь написано: «Уважаемый сверчок! Мы очень высоко вас ценим. Все звери».

Черепаха выпучила глаза и тоже сунула нос в куст.

— Пахнет розами, — удивленно проговорила она.

— Да. Но их здесь нет, — возразил сверчок.

— А я их чувствую, — сказала черепаха.

Сверчок снова понюхал розовый куст и сообщил:

— Сейчас я чувствую: «Дорогая черепаха! Сверчок прав! Но сейчас ему уже пора идти. Аксолотль».

— Аксолотль? — широко распахнула глаза черепаха. — Он здесь?

— Конечно, нет, — сказал сверчок. — Это его письмо. Если бы он был здесь, зачем бы ему было писать? Но мне пора. Этим пахнет, я чувствую.

Черепаха кивнула, и сверчок в несколько прыжков исчез из вида.

А черепаха медленно поплелась домой. Она была довольна. Уметь чувствовать письмо казалось ей вполне достаточным. В глубине души она надеялась когда-нибудь почувствовать письмо от кита или носорога. Или письмо от кого-нибудь, кто предложил бы научить ее петь. Распевать во всю глотку, об этом она иногда мечтала.

Поздно вечером черепаха возвратилась домой и скоро уже спала под своим панцирем в тихом темном лесу.

Дорогая белка!

Сегодня я хочу написать тебе свои воспоминания.

Воспоминания муравья.

Мое первое воспоминание — о меде.

Как я плыву прямо по меду на маленькой лодке.