Читаем Письма. Том I. 1828–1855 полностью

Искренно благодарю Вас за интересное письмо Ваше от 12 февраля. Вы пишете, между прочим: как держат себя, осторожны-ли члены нашей администрации? Скажу Вам откровенно, что лучше этого и желать нельзя, как теперь у нас. По крайней мере, я ничего не слышу; дай Бог, чтобы так шло и вперед, и, кажется, пойдет: потому что младшие, т. е. Ник. Федор. и Апол. Александр., дали мне честное слово-не идти против старшаего и не спорить много. Вы пишете, что вы часто думаете, как мне ехать на Амур? И я тоже думаю. Но дело вот в чем: что я из Святейшего Синода еще не получил ничего относительно этого предмета. При случае, потрудитесь сказать об этом и Николаю Николаевичу; будетъ — не будет, что разве на следующей почте, т. е. 14 марта; а если и будет что, то я уже не успею сообщить об этом Николаю Николаевичу, потому что почта от нас пойдет 24 марта и в Иркутске будет не ранее 12 апреля, а в это время наверное Вас уже не будет в Иркутске. Что же касается до неприятельских крейсеров, то они в Аянском море не покажутся ранее 10 июля, следовательно, впередь я могу пройти свободно и безопасно. Но назад с Амура попадать, конечно, не безопасно. В прошедшем письме моем к Вам я позабыл попросить Вас поблагодарить от меня юного полковника М. С. за присланный им мне подарок-карты Крыма; потрудитесь, пожалуйста, передать с моим поклоном. Более писать ничего не имею. Ганя сегодня отправляется, и вот это письмо я посылаю с ним. И наверное, он к нам уже не воротится. Дай Бог ему здоровья и счастья. Затем, прощайте, Господь с Вами!

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Марта 2 дня 1855. Якутск.

Письмо 158

Милостивый Государь, Николай Дмитриевич.

Я к Вам с просьбою и докукой, — пеняйте уж не на меня, а на себя, что я Вас утруждаю моею комиссиею. Дело вот в чем: хотя уже не подлежит ни малейшему сомнению, что сын мой Гавриил получил камилавку или, сказать правильнее, пожалован камилавкою, — но я оной из Св. Синода еще не получил, и потому не могу ему послать ни той, которая получится из Синода, ни здесь сшитой, потому что здесь в Якутске нет бархату такого. И потому прошу Вас покорнейше купить в Иркутске фиолетового бархату, камилавки на две, и отвезти отцу Гавриилу на Амур, а еще бы лучше было, если бы велели скроить одну камилавку; деньги за бархат он Вам отдаст. Я в прошедшем письме писал Вам, что я надеюсь в Петровское придти на судне еще до появления неприятельских крейсеров. Потом я вздумал вот что: если обратно с Амура будет опасно идти на судне, то я думаю отправиться из Петровского в Удекое на байдарках, а из Удского дорога мне уже известна; а быть может еще и то, что я могу переехать из Петровского в Аян на каком-нибудь Китолове, иди, по крайней мере, он доведет меня до Шактарских островов. Следовательно, об обратном пути думать нечего много. Это письмо мое к Вам, кажется, уже последнее в нынешнем лете, и даже до глубокой осени. Новаго ничего не могу Вам сообщить. У нас и у наших мир и согласие. Слава Богу! Затем призываю благословение Божие на Вас и на предстоящее путешествие Ваше.

Р. S. Вселюбезнейшему моему юному полковнику мой задушевный поклон, да хранит его Господь во всех путях его.

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Марта 8 дня 1855 г. Якутск.

Письмо 159

Милостивый Государь, Андрей Николаевич!

Со смирением приемлю замечание Ваше мне о том, что я редко пишу Вам и прошу прощения. Но в то же время скажу Вам откровенно, что я не пишу Вам часто потому, что не нахожу предметов, достойных внимания Вашего. И в самом деле, что я буду писать Вам, когда и сам получаю известия из Америки только один раз в год. А получу ли ныне? Бог знает. В Якутск же здесь я, можно сказать, ничего не делал до прошедшей осени; и другие ничего особенного не сделали, да и не делали почти. С ноября начались у нас заседания в моих кельях для пересмотра якутских переводов (о коих, впрочем, я на донесение мое в Св. Синод от 4 октября 1853 года не получил еще ничего и по сие время). Не быстро подвигается наше дело пересмотра, впрочем я и не имею намерения спешить. 200 лет якуты были без книг и без грамоты своей, а 2–3 года могут подождать. Не мало замедляет дело наше отcyтствие сотрудников наших по их парохиям, так что к Пасхе дай Бог кончить нам св. Матфея. Впрочем, далее дело пойдет скорее, потому что многие термины и выражения, и слова уже установлены, и сотрудники попривыкли к делу. Но зато летом я и другие разъедемся, и дело опять почти должно остановиться. Но если Господу угодно, то рано или поздно будет все сделано.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза