Письма. Том II. 1855–1865

Путешествие мое на Амуре было везде, можно сказать, удачно, но возвращение оттуда напротив. Надобно же случится так, что ни один пароход из находящихся на Амуре, кроме Аргуна, не был готов. Шхуна — пароход, которая назначалась для сообщения с Аяном два раза в месяц, пролежала все лето, и более 2 месяцев за нее, можно сказать, не принимались. Большой пароход из Америки, которого ждали даже в последних мая, пришел только 7 августа — потом ходил за углями до 29. Иртыш ушел из Амура с адмиралами 21 июня, воротился в Николаевск только 29 августа, словом сказать, страшная неудача. Отправился было я с Амура 3 августа на ботике, и мы вышли уж из реки и были в лимане, но свежий ветер повредил наш ботик, и мы должны были воротиться назад в Николаевск. И наконец, собрались идти на пароходе «Знаменитом», и вместо 35, 40 часов — шли 9 дней, в Аян пришли 11-го вечером, 12-го утром подмочили все мое платье, все рясы, кроме той, которая была на мне, все подрясники, все белье и часть самой лучшей ризницы, последняя, слава Богу, и также ряса бархатная как будто не испортилась, но зеленая бархатная ряса и филаретовское красное облачение сильно испорчены. Но этим неудачи не кончились. Сильно мне хотелось к Вам, думал я и одумывался, — и, наконец, решился ехать и поехал 23 числа. Лишь только отъехали мы версты 3, начался снежок, и не переставал всю ночь, и мы могли доехать только до юрточки 18 верст, и тут ночевали с Березиным. Поутру он, которого ничего не держит — второй леший, поехал вперед, а я убоялся бездны снега, вспять возвратился и расположился на зимнюю квартиру. И тут пока, слава Богу, во всем — ах, нет! Во многом удача, только служить не с кем и писаря нет, а письма много, и непременно нужно, о. Илья пишет мое же. Гаврило мастерище, да не хочет, попался дьячок, да пишет прегадко; дьякон не здоров.

Что-то Вы поделываете? Судя по известиям Вашим о переводах — Вам едино пора и готовится в путь-дороженьку, во Москву-матушку белокаменную. В январе-то надобно выехать непременно, иначе весна задержит. Чего не успеете сделать теперь, то золотой наш Димитриан доделает и пришлет.

Ну, не знаю, разберете ли Вы. Да и разберу ли я и сам завтра, шабашу.

О. Плешивый отказывается от……[23]. Если будет случай, накажите ему, что, если он в самом деле не может ехать, то да помилует его Господь. А если он может ехать и не едет, увеличивая свою болезнь, то он непременно будет за штатом, как больной.

Св. отцам и особливо трудящимся в переводах скажите от меня искренний поклон. Завтра идет почта, пора заканчивать письмо и к Вам, да и писать пока не о чем.

Прощайте, до свиданья! Да хранит и сохранит Вас Господь, и да дарует Вам благодушие и крепость в отношении Вашего семейного положения!

Я, слава Богу, здоров. Искренно любящий и уважающий Вас, доброго сотрудника, Ваш вседоброжелательный слуга.

Иннокентий А. К.

Р. S. Не правда ли, что гадко написано! Сожгите его.

Октября 4 дня. 1856. Аян.

Письмо 180

Господь с тобою, любезная дочь моя Дашенька, а ныне мать Поликсения.