Письмо

Но по всей видимости Бог, или кто-то там, размышлял…Я абсолютно перестал видеть Лену, несмотря на то, что искал с ней встречи. Я бесплодно носил всюду свое письмо – и ничего не происходило. Время все сильнее ощетинивалось, и становилось это настолько ощутимым, что хотелось скулить. Конверт терял свежесть и все меньше походил на чистый и «только вчера запечатанный». В очередной раз был круг и снова замкнутый. И я все больше уставал, снова в себя не верил, опять разваливался и делался прозрачным. Если так продолжится еще какое-то время, думал я, то смогу видеть духов, потому что растаю до их состояния.

Страшно сказать: была «уступка», когда я вскрыл конверт и переложил письмо в новый. Когда я это делал, то руки у меня не дрожали лишь от глупости, потому как знак это был один из самых неблагоприятных. Тихо, как в склепе, я его переклеил – спустя почти неделю, после того, как написал. И в довершение я ужасно пропустил «совпадение» – и так все обстояло, словно надо мной зло пошутили.

Это было то самое «совпадение», о котором все это время я только и думал, которое искал и ловил во всех уголках, которого ждал. И в итоге лишь посмотрел на то, как оно упругим сгустком прошло мимо меня и медленно уплыло наверх, выше этажом, я же медленно сошел по лестнице на цокольный этаж, миновал единственную здесь дверь – кабинет коменданта – и вышел на улицу в один момент обессиливший и потрясенный.

Помню, что я немного торопился, и, дернув дверь, как обычно свернул, спустя пару шагов, налево, чтобы по лестнице сбежать вниз, к выходу; как тут почти столкнулся с Леной, которая неспешно поднималась к себе. Блеснули звездами ее очки, внутри я оторопел, глядя на нее. Секунда, две…Она подняла глаза и не улыбнувшись даже, но с каким-то смыслом во взгляде, как мне показалось (да, во всей этой ее неспешности был подвернувшийся смысл), выждав, поздоровалась и продолжила путь. Немного усталости пропитывало ее движения, я же был обычен. Негромко ответив ей тем же словом, я скользнул вниз, уже понимая, как глубоко простирается моя состоявшаяся неудача. Спустя еще пару минут в голове у меня творилось практически безмыслие, пока я шел вдоль привычных цокольных стен. Дойдя в конце концов до магазина, я потратил больше, чем планировал, денег – на сладости, газету, на дорогую зажигалку и куда пошел потом – не помню.

В чем же дело? В том, что перед тем, как отправиться из своей комнаты, я промедлил, решая: стоит ли в сотый раз брать письмо, более того, на улице оно вряд ли могло пойти по назначению, зачем без пользы лишний раз мять его в заднем кармане. Поколебавшись, ведь я всегда носил его с собой, решил, что не стоит, и убрал на полку, подальше от глаз, под стопку книг – откуда было мне знать, что Лена уже идет навстречу, никуда не торопясь, одна- одинешенька, уставшая, внимательная, от воздуха улицы свежая, свежая…Я ступил за порог вовсе не готовый к такому и не ожидая совсем ничего.

Вечерний воздух и дым мешались во мне. «Второго такого точно не будет» – думал я, а кошачьи коготки изнутри царапали мою бедную голову. Столько и так ждать и все же упустить! «Совпадение» было реальностью, а не только моей грозовой мечтой, все сошлось, как я предполагал, было звено, на которое я опирался; именно это больше всего удручало.

Я был близок к тому, чтобы его разорвать, чтобы на все махнуть рукой и попытаться думать о чем-нибудь другом. Но все равно главным оставалось не письмо и не мое к Лене отношение, а сущая невозможность моя к этому шагнуть, словно через стену из самого чистого хрусталя, на котором оставались таять мутные бесформенные пятна от моего слишком близкого дыхания. Невозможность ступить туда, где к мечте можно будет прикоснуться, – это очень тяжело, если вполне понимать суть проблемы. Замкнутый круг не хотел рваться, я начинал трезво понимать свое настоящее место и привыкать к нему. Какое мне дело до того, что я этого не хотел! Если б я был в половину более туп – я был бы счастлив, хотя, скорее всего, не знал бы об этом. Но счастлив! Измерение было бы двумерным, без преград для меня и домыслов. Я мог бы жить, не подозревая о трехмерных существах. Простота – залог здоровья, по крайней мере в самом начале. Я был готов поменять пробу счастья на низшую.