Письмо

– Он и правда был самым красивым мужчиной на земле. Только взгляни на него в этой форме. И что он только во мне нашел?

– Он любил тебя, Крисси. Теперь ты можешь в этом не сомневаться.

Она протянула фотографию обратно Уильяму, но тот поднял руку.

– Нет, оставь себе.

– Но это твоя единственная фотография отца.

Уильям подумал о Дональде, там, в Вермонте. Честном трудолюбивом человеке, который всю жизнь был опорой семьи и сделал все, чтобы у Уильяма был самый лучший дом, о котором он только мог мечтать. Дональд был его отцом, и у него было полно его фотографий. Поиски биологических родителей закончились. Они принесли ему ответы на многие вопросы и подарили долгожданный внутренний мир, но это не значило, что он когда-либо перестанет ценить тех, кто воспитал его и благодаря кому он стал тем человеком, которым был сейчас.

Он подтолкнул фотографию к Крисси.

– Пожалуйста, оставь себе.

Поздно вечером Уильям с Тиной начали собираться домой.

– Уже совсем стемнело! Как вы сейчас доберетесь на велосипедах? – воскликнула Крисси. – Можете переночевать здесь, в конюшне.

– В конюшне? – переспросила Тина.

Джеки рассмеялся.

– Я сам много лет там спал. Вам будет удобно, вот увидите. Я даже принесу вам чашечку какао.

Он переглянулся с Крисси, и та улыбнулась, вспомнив далекое прошлое. Ну и денек выдался. Ее единственный сын приехал домой. И в какого чудесного молодого человека он превратился! Монашки действительно выбрали для него добрых и любящих родителей – с этим Крисси не могла не согласиться.

Позже, лежа в кровати, Крисси натянула одеяло по самый подбородок. Даже в разгар лета в спальне было холодно, и ей приходилось круглый год спать в теплой фланелевой рубашке. Она взяла кружку с какао, которое успел приготовить Джеки, и отхлебнула пару глотков. Она слышала, как снизу он выскребает из печи угли. Джеки по-прежнему спал на узкой кушетке в углу, хотя Крисси неоднократно настаивала, чтобы он занял спальню. Он, конечно, и слышать об этом не хотел. Он всегда оставался истинным джентльменом.

Крисси взяла с тумбочки фотографию Билли и вновь принялась ее разглядывать. Должно быть, ее сделали всего через пару недель после того, как она видела его в последний раз, но он выглядел намного старше. Может, это все из-за формы. Крисси не могла смириться с мыслью, что он ушел на войну, так и не узнав, что стало с ней и их малышом. Она снова взяла в руки письмо, перечитала его от начала и до конца, затем прижала к носу, в надежде уловить его запах. Через какое-то время она сложила письмо и засунула внутрь фотографию.

– О, Билли, – вздохнула она. – Как же я тебя любила.

Когда Крисси проснулась на следующее утро, в голове у нее все перепуталось. Стараясь восстановить в памяти события вчерашнего дня, она мгновенно пришла в смятение, решив, что все это ей и правда приснилось. Она присела и в потемках пошарила рукой по тумбочке. Пальцы нащупали шероховатую бумагу, и она с облегчением выдохнула, прижав письмо Билли к груди. Все эти годы она думала, что в ней был какой-то врожденный изъян. Как иначе объяснить, что мужчина бросил любимую женщину и собственного ребенка? Монашки, конечно, тоже внесли свою лепту, ежедневно убеждая ее, что во всем она виновата сама. В монастыре ей внушали, что она бесполезна и никому не нужна, и чувство унижения аукалось в ней и по сей день. Она разгладила письмо и снова его перечитала. Слова она успела выучить наизусть, но ей нравилось перечитывать их вновь и вновь, написанные мелким, детским почерком Билли. Выходит, она все-таки заслуживала того, чтобы ее любили. Более того, она наконец почувствовала, что готова снова любить сама. Она потеряла впустую столько лет – почти всю жизнь, – горюя о потерянной любви, отказывая себе в возможности полюбить другого мужчину. И этот мужчина был рядом с ней все эти годы, как и его непоколебимая преданность и безграничное терпение. Ее потакание собственному горю чуть не стоило им счастья. Настало время все исправить. Она была готова.

Завернувшись в одеяло, она на цыпочках спустилась вниз. Толстые шерстяные носки защищали ноги от ледяного каменного пола. Еще только светало, но Джеки уже был на ногах. Огонь был разожжен, на плите шкворчала яичница с беконом, а из чайника вырывались струйки пара, говоря о том, что ее утренняя чашка чая почти готова. Джеки стоял к ней спиной, не подозревая о ее присутствии, и знакомый домик вдруг предстал перед Крисси в новом свете. Конечно, мебели по-прежнему было немного, но вместо мешков из рогожи на окнах висели красные льняные занавески. Джеки выменял несколько яиц на пару обрезков ткани, и они вместе у огня шили из них занавески. На жестком каменном полу у плиты лежал старый ковер, который Джеки притащил с благотворительного базара. Так у нее не мерзли ноги, когда она готовила. От запаха поджаренного бекона у нее потекли слюнки. Джеки вилкой выложил его на тарелку, отрезал толстый ломоть хлеба, который она испекла вчера, и бросил на сковородку, чтобы впитать вытекшее сало.