– Знаешь… – сказала она вдруг, так что Хельга вздрогнула от ее изменившегося хрипловатого голоса. – Когда он позвал меня, чтобы я напечатала его завещание, я думала… думала вот сейчас я все узнаю и пойму, зачем все это было, почему мы проиграли войну, и что пошло не так. Думала, он будет оправдываться или хотя бы извинится перед своим народом. – Она опять глубоко затянулась. – А он все бубнил и бубнил. Стоял надо мной, опершись на руки, смотрел в никуда и нес свою обычную чушь про то, что во всем виноваты евреи. Все те же слова, те же избитые выражения. Оказывается, мы воевали, чтобы спасти мир, чтобы не дожидаться худшей участи, уготованной нам врагами. – Раздраженная до предела, она обвела сырые убогие лестничные стены. – Он сказал, что германский народ оказался не готов к своей великой миссии. Ты можешь себе это представить? – Фрау Юнге строго посмотрела на Хельгу, будто требовала ответа от нее. – Национал-социализм умер, и он вместе с ним, потому что германский народ не справился. – Сигарета в ее пальцах дрожала. Фрау Юнге затянулась, потом еще и еще.
– Можно и мне, – попросила Хельга.
– Ты слишком мала, милая, – устало отозвалась секретарша, исчерпав все силы на раздражение. – Теперь все равно… – она передала Хельге почти докуренную сигарету.
Хельга взяла ее щепотью, подставила к губам и потянула воздух. Едкий тяжелый дым опалил небо. Хельга выдохнула, но не закашлялась. Легкие привыкли к саже и сигаретному дыму в подземелье.
– Спасибо, – сказала она, отдавая сигарету фрау Юнге.
– Если враги обойдутся с нами так, как он предсказывал, какой смысл в составлении всех этих никому не нужных документов? – Фрау Юнге устало прикрыла ладонью лицо.
На лестнице послышались шаги, и скоро появился адъютант Гюнше.
– Я выполнил свой долг перед фюрером, – сказал он, пошатываясь проходя мимо Хельги и фрау Юнге. От него противно пахло бензином и гарью. – Закончилась моя служба.
Фрау Юнге бросила сигарету, раздавила ее каблуком. Губы ее сжались в злой гримасе.
Она бессильно взмахнула руками.
– И что?! – визгливо выпалила она. – Что нам всем делать теперь?! Как он мог так поступить?! Бросить нас! – Ее глаза пылали гневом. Хельга заметила скопившийся белый налет в уголках ее запекшихся губ в трещинках. Фрау Юнге вскочила и ушла вслед за Гюнше.
«Все-таки он умер», – сказала себе Хельга. Сложно было поверить в то, что фюрера не стало, Германии не стало, а она, Хельга, все еще ходит и дышит, и еще на что-то надеется.
«Нельзя просто сидеть здесь и ждать, когда придут русские и всех убьют», – Хельга прислушалась к звукам с поверхности. Глухо, едва слышно, раздавались выстрелы. Сегодня бомбили мало, видно, уже не было надобности – Берлин пал.
Хельга пошла проверить нет ли родителей в канцелярии. Она заглянула в конференцзал. Там в ворохе бумаг за столом сидя спали двое офицеров. У одного из них голова была неестественно повернута к стене. Хельга прошла мимо, толкнула дверь в кабинет отца, откуда раздавались голоса.
– Фрау Геббельс, – услышала Хельга.
– Замолчите, – строго ответила мать.
– Подумайте, прошу вас, подумайте!
– Это невозможно, – также строго и бесстрастно повторила она.
Хельга вошла. Мать сидела за сотом вполоборота. Вдумчиво и сосредоточенно она раскладывала на столе игральные карты. По комнате вышагивал всклокоченный и давно небритый доктор Кунц. Увидев Хельгу, он будто немного испугался, быстро уселся на стул у стены и, отвернувшись, прикрыл рукой глаза. Потом также резко вскочил и, бросив: «Я должен сходить в лазарет за препаратом», пошел из кабинета.
– Я буду ждать вас здесь. Русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса, – сказала Магда, не удостоив доктора взглядом.
Дверь за ним закрылась.
– Мама, – позвала Хельга, – герр Гитлер…
– Поди сюда, – позвала она, не отрываясь от пасьянса.
Хельга подошла и встала рядом.
– Мама, как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – ответила она, постукивая указательным пальцем по одной из карт с черной пикой в уголке. – Я хочу, чтобы ты пошла сейчас к сестрам и брату. Приготовьтесь ко сну.
– Но разве мы не уедем сегодня?
– Сегодня уже слишком поздно. Завтра нас заберут самолетом на юг. Вы должны выспаться. Ложитесь, я скоро приду, – настойчивее проговорила она. – Иди, иди…
Хельга шла по опустевшему коридору бункера между беспорядочно расставленными стульями. Повсюду на полу лежали обрывки бумаг и географических карт с отметками, сделанными красными чернилами. Одна из пишущих машин валялась на боку разбитая. На коммутаторе, как обычно, сидел дежурный связной в наушниках – тот самый, что несколько дней назад пытался дозвониться жене. Больше Хельга никого не встретила.
Ей захотелось вернуться к матери и поговорить с ней еще раз. Им нельзя больше оставаться в бункере. Здесь все умерло, и даже воздух переменился, стал еще более затхлым. Хотелось наружу прямо сейчас, и пусть там опасно, и бомбежки, и орды кровожадных русских – лишь бы вон отсюда!