Хельге стало жаль ее. Ева Браун мечтала выйти замуж за фюрера, столько лет она ждала этого момента. Уж конечно, она представляла свою свадьбу иначе, не среди серых стен и унылых лиц. Ева так любила герра Гитлера, что дважды чуть не свела счеты с жизнью. Об этом знали все. Но мать, открыто презиравшая Еву, как-то упрекнула ее, сказав, что та мастерски манипулирует фюрером, и что ее самоубийства – инсценировка, дешёвое балаганное представление. Мать была уверена, что Ева вовсе не так простосердечна, как многим казалось. «Хитрая бестия крутила роман с Фегеляйном, а потом женила его на своей сестре, чтобы отвести от себя подозрения фюрера», – бросила как-то мать в разговоре с отцом. Тот возразил: «Это грязные сплетни, ничем не подкреплены». Мать обиделась, целый день не разговаривала с ним и на всех сердилась. Хельга не знала, кому верить. Уже в бункере она услышала, что группенфюрер Фегеляйн – дезертир и изменник. Когда фюрер приказал расправиться с ним также, как и с генералом Герингом, Ева Браун плакала и просила за него. Она слепо поддерживала Гитлера во всем, но за Фегеляйна вступилась. «Моя сестра ждет от него ребенка, не будьте так жестоки», – умоляла она фюрера, сидя на полу возле дивана и склонив голову к нему на колени. Но тот остался непреклонен. Может быть, она и вправду любила молодого и красивого Фегеляйна, а может быть, просто жалела сестру.
Приняв поздравления, молодожены отправились в гостиную Гитлера пить шампанское. Но вскоре фюрер оставил свою новоиспеченную жену. Он вернулся в коридор и обратился к фрау Юнге:
– Дитя мое, вы хоть немного отдыхали?
– Да, мой фюрер, – почтительно отозвалась та.
– Тогда пройдемте в секретариат. Возьмите блокнот для стенографии, я хочу вам кое-что продиктовать.
– Разрешите мне отлучиться ненадолго, – попросила фрау Юнге. – Я схожу за блокнотом.
– Конечно, – потряс головой Гитлер.
Он оставался в секретариате, пока фрау Юнге не вернулась с блокнотом. Она закрыла за собой дверь, и Хельга так и не узнала, что же такого важного герр Гитлер решил надиктовать в разгар празднования собственной свадьбы.
Хельга ушла в нижний бункер к сестрам и брату. Они сидели в детской по кроватям и молчали. Маленькая Хайди спала, положив головку на колени Хельмута и поджав ноги к животу.
– Почему вы так сидите? – растерялась Хельга. Ей вдруг показалось, что дети больны, такими серыми, бескровными и унылыми были их лица.
– Нам нечем заняться, – со слезами в голосе пожаловалась Хедда.
Хельга вспомнила, что никто не выводил их на свежий воздух с того самого вечера, как они приехали в бункер. Она сама выходила всего лишь раз, с дядей Робертом. С тех пор прошло несколько дней, но казалось, будто они под землей уже месяцы. Как же должны были чувствовать себя дети?
– Хотите, я почитаю вам? – предложила Хельга.
– Только не эту книгу! – Хильда зажала руками уши и крепко зажмурилась.
– Она нам так надоела! – отозвались остальные.
– Нет-нет! Я почитаю вам совсем про другое, – Хельга достала из чемодана свои записи. – Только не смейтесь, хорошо? – она запнулась. – Хотя… конечно, вы можете смеяться. – Она набрала побольше воздуха в легкие и начала: – В синем море жил дельфин, и звали его Людвигом. Он был самым добрым и смелым дельфином на всем свете. Однажды Людвиг плавал далеко в открытом море и увидел тонущий корабль. Люди с криками метались по палубе в поисках спасательных шлюпок, но их на всех не хватало. Многие были обречены погибнуть в морской пучине…
Хедда вскочила со своей кровати и села поближе к Хельге, а Хильда открыла глаза и отняла ладони от ушей. Хельга читала сочиненную ею историю про Людвига, и не было слушателей благодарнее, чем ее родные сестры и брат. Глаза их ожили и опять лучились интересом. Неугомонная Хедда иногда переспрашивала или уточняла, а строгий Хельмут шикал на нее, приставив к губам указательный палец. Закончив читать, Хельга вдруг почувствовала себя счастливой. Это счастье признания ее писательских способностей немного смущало Хельгу, будто вовсе не она придумала историю про Людвига, будто нет ее заслуги в том, что получилось так хорошо. И все-таки ей было приятно, когда, дослушав до конца, дети тотчас попросили перечитать еще.
Но хорошего настроения надолго не хватило. За ужином дети опять сникли, вяло ковырялись в тарелках и почти ничего не съели.
– И зачем я готовила? – рассердилась кухарка. – Мне что, забот мало?
Из заднего входа в верхний бункер, ведущего из катакомб под рейхсканцелярией, вышла фрау Кристиан. Она попросила кофе для фрау Юнге.
– Ей нездоровиться, – сказала фрау Кристиан о своей напарнице, с которой делила комнату в одном из малых бункеров в катакомбах. – Несколько часов писала под диктовку фюрера, потом правила и перепечатывала документы.
Кухарка пошла на кухню. Пока ее не было, фрау Кристиан разглядывала детей, переводя сосредоточенный взгляд с одного на другого, будто пересчитывала их про себя. Скоро вернулась фройляйн Манциали с двумя чашками черного кофе на подносе.