Позднее кухарка с неохотой сообщила Хельге, что во время прогулки Блонди убило осколком снаряда. Собака, завернутая в мешковину, нашлась в нижнем бункере. Она лежала в углу машинного зала. Хельга присела на корточки и приподняла край мешковины, чтобы посмотреть на Блонди в последний раз. От нее шел резкий горьковатый запах. Ранений на голове и теле собаки Хельга не заметила, но разглядеть как следует не успела – солдат, обслуживающий дизель-генератор, под предлогом опасности вытолкал ее вон.
В тот же день из прачечной исчезли щенки. Больше всех расстроился Хельмут. Несколько часов он лежал на кровати, уткнувшись в стену, и тихо плакал. Потом он вдруг обернулся и с обидой в голосе выпалил:
– Во всем виноват герр Гитлер, я его больше не люблю!
«Как я малá! Как я ничего не могу!» – думала Хельга, лежа на жесткой кровати, опустошенная, оцепенелая.
Она перестала спать, погружаясь каждую ночь в состояние транса, почти шока, а днем жила на автомате, не понимая, что происходит вокруг и не осознавая, что и зачем она делает. Гнетущая тоска, усталость после недолгого забытья и зудящий трепет под ложечкой – все, что она чувствовала. Если бы не дети и необходимость заботиться о них, Хельга, наверное, потеряла бы всякую связь с действительностью. Она лежала бы на кровати сутками, не выходила бы к чаю, ни с кем бы не разговаривала – в точности как мать. Та гнала от себя даже младших детей, стоило им заглянуть к ней в комнату, а при виде Хельги, лицо ее перекашивалось. «Поди займись чем-нибудь. Не беспокой меня!» – говорила она с непонятной горечью в голосе, будто Хельга в чем-то провинилась.
Отец и вовсе больше не появлялся в верхнем бункере, проводя все время с герром Гитлером. Хельга наблюдала за подобострастным преклонением отца перед фюрером и злилась, даже ревновала. «Что же он такое? – пыталась она понять фюрера, раскладывая его на составляющие, будто он математическая задачка из учебника. – Нервный старик с почерневшим передним зубом, с трясущимися руками, такой слабый, что адъютанту Гюнше приходится подставлять ему под зад табурет, чтобы он не упал и мог вытянуть судорожно трясущуюся ногу». Когда-то Хельга тоже любила крестного. Еще несколько лет назад, когда ей было примерно, как Хольде сейчас, дядя Адольф был бодрым и подтянутым, всегда шутил и веселил детей историями. Это он не позволил отцу уйти из семьи, заставил его прекратить связь с той женщиной, грязной певичкой из восточной Европы. А после родители помирились, и родились Хедда и Хайди.
Теперь герр Гитлер поневоле вызывал у Хельги отвращение. Он все время говорил безумные вещи, рисовал мир в духе картин Босха: что после войны и падения национал-социализма, Германию разрушат полностью, она будет сведена к примитивному государству без промышленности, что всех мужчин кастрируют, а женщин изнасилуют. Он тряс головой и смотрел как сумасшедший – Хельга больше не могла долго находиться рядом с ним. Иногда герр Гитлер будто забывал, что надежд на спасение Германии не осталось, что война проиграна. Он призывал к себе штабных генералов и адьютантов, начинал тыкать в карту трясущимся пальцем и командовать несуществующими больше войсками, потом ругался и обвинял всех в предательстве, грозил расправиться с каждым, на кого падал взгляд. Он доводил себя до изнеможения, так что буквально валился с ног. Тогда адъютант Гюнше предлагал фюреру опереться на его локоть и уводил в кабинет, Гитлер валился на диван и долго приходил в себя.
Однажды, оказавшись рядом с герром Гитлером во время такого приступа помешательства, Хельга испугалась. «Как же так?! От фюрера зависит наша судьба, а он просто больной старик уже ни на что не годный. Неужели другие не видят этого?» Она не могла представить, как будет продолжаться жизнь после войны, и настанет ли это после.
Что может быть хуже войны? Только проигранная война.
Война всегда была близко: о ней говорили и спорили взрослые – друзья и соратники отца. Они носили военную форму и оружие, произносили пламенные речи на парадах, стоя под знаменами с черными крестами, а потом уезжали на фронт. Хельга не понимала, что значит «проиграть войну», казалось, ее проиграть невозможно. Но однажды все переменилось. Хельгу и остальных детей привезли в военный госпиталь. Им вручили корзины с белыми астрами. Отец сказал, что нужно подарить цветы раненым. Солдаты храбро сражались на фронте, они настоящие герои. Большая честь встретиться с ними и поблагодарить от имени всех детей Германии.
Приехала съемочная группа. Хельга не удивилась – Геббельсов часто снимали для кинохроники, и детям это нравилось. Перед объективами даже маленькие вели себя послушно и никогда не капризничали. Хельга представляла себя знаменитой артисткой, но старалась не манерничать, вести себя естественно и с достоинством, не слишком обращать внимание на операторов.