Строгая медсестра в накрахмаленном белом чепчике и фартуке с красным крестом проводила делегацию в больничный корпус. Их ввели в просторное светлое помещение с длинными рядами железных кроватей. Стоило Хельге сделать несколько шагов к раненым, как самообладание покинуло ее, она забыла про киносъемку. В носу неприятно защекотала сукровичная вонь гниющих тел, кислых выделений и хлорки. Хельге захотелось тотчас убежать, но она оцепенела. Приветствуя Геббельсов, больные приподнимались в кроватях; кто мог, вставал, опираясь на костыли. Хельга неуверенно протянула цветок подошедшему вперевалку мужчине в серой полосатой пижаме. Он посмотрел на цветок и жалко улыбнулся щербатым ртом. Хельга не сразу заметила, что рукава его пижамы пусты.
«Разве человеку, потерявшему руки, достаточно одного цветка, чтобы забыть о своей потере?» – подумала Хельга, и ей сделалось жутко. От неловкости она уронила астру к ногам мужчины и, не решаясь поднять ее, попятилась.
Послышался громкий плач Хедды. Хельга обернулась, ища защиты у родителей, но те выглядели недовольными. Мать одёргивала младшую сестру и подталкивала ее к больному на кровати, у которого была перебинтована половина лица. Хедда уперлась пятками в пол и ревела в голос. Хольда тоже шмыгала носом, а Хельмут развернулся и убежал прочь из палаты. Никто не стал его удерживать.
– Я думаю, ничего не получится, – недовольно сказал отец, обращаясь к съемочной группе.
В тот день всех детей лишили сладкого и уложили спать на два часа раньше. Тогда война подобралась к ним слишком близко, но все еще можно было отступить, убежать. Сейчас же она стояла вплотную и застила собой весь мир.
За утренним чаем фрау Юнге рассказывала кухарке, как выходила подышать в сад во время короткого затишья. Фройляйн Браун тоже была с ней.
– Сегодня я буду плакать, дайте и мне сигарету, – пересказала слова Евы фрау Юнге, и медленно отхлебнула из чашки.
– Что, разве уже пора?.. – воскликнула фройляйн Манциали. Она даже побледнела.
– Я тоже так подумала, – покачала головой фрау Юнге, глядя в пустоту, – но она о другом. Они поженятся сегодня вечером. Уже пригласили регистратора. Будет официальная церемония. – Она сделала еще один глоток. – Гитлер женится на Еве Браун.
– Значит, точно конец, – заключила фройляйн Манциали, безвольно складывая на коленях пухлые красивые руки.
Обе женщины сидели молча, как в забытьи. А Хельга думала, что жениться в таком возрасте, как герр Гитлер, противоестественно. К тому же фройляйн Браун такая легкомысленная и думает лишь о нарядах, танцах и граммофонных пластинках. Она даже в партии не состоит. Что между ними общего? Может быть, это необязательно, если люди любят друг друга. Хельга вышла бы за Генриха, пусть ей будет хоть сто лет! Лишь бы они увиделись еще когда-нибудь.
Ближе к вечеру отец привел в бункер человека в форме нацисткой партии с повязкой фольксштурма на рукаве – своего заместителя служившего в администрации Берлина, герра Вагнера. Он расположился в комнате в конференцзале фюрера, приготовил все необходимые бланки. Потом пришли герр Гитлер и фройляйн Браун. Они медленно прошествовали по коридору нижнего бункера на глазах у офицеров, секретарей и обслуги. Хельга тоже стояла в кругу собравшихся. Фюрер подволакивал ногу и жевал губами, фройляйн Браун сверкала большими влажными глазами, в которых скорее читался испуг, чем радость. Она поддерживала будущего мужа под руку. На ней было длинное черное платье, из украшений лишь заколка с бриллиантами в волосах. Гитлер выглядел как обычно, ничем в одежде не подчеркнув особенности момента. Они скрылись за дверьми конференцзала.
Собравшиеся не расходились. Все молча ждали окончания регистрации брака. Наверху над бункером рвались снаряды, громыхали, сотрясая стены, фугасные бомбы, визжали зенитки. Хельга ущипнула себя за внутреннюю сторону запястья, происходящее – не иначе как кошмарный сон. Что за нелепость: жених – больной безумный старик и невеста в черном.
Не прошло и десяти минут, как Гитлер и Ева Браун, уже в новом статусе мужа и жены, вновь показались в общем коридоре бункера. Молодожены прошли вдоль шеренги поздравляющих, пожимая каждому руку и принимая скупые поздравления. Проходя мимо Хельги, Гитлер молча поцеловал ее в макушку и отечески похлопал по плечу.
Ева Браун принимала поздравления от кухарки, фройляйн Манциали.
– Поздравляю вас, фройляйн… – замешкалась и смутилась та.
– Теперь вы можете звать меня фрау Гитлер, – заявила во всеуслышанье Ева Браун. Она нервно расхохоталась. – Представляете, я чуть не подписалась «Браун». Пришлось зачеркнуть.