Письмо из ниоткуда

Но ничего страшного не произошло, это полицейские в конторе распахнули окно. Не форточку, а всю створку. Применили силу, поскольку рамы разбухли и чуть ли не вросли друг в друга.

Из помещения повеяло строительной пылью и табачным запахом.

– Как он тут спал? Дышать же нечем! – возмутился один из мужчин по-грузински. Это все, что Алиса смогла перевести. Дальше они заговорили тихо и торопливо, и она перестала понимать.

Зато смогла заглянуть в комнату. Огромная! Но ужасно неуютная, загроможденная казенной мебелью, коробками. Если бы что-то из этого можно было продать, Карина так бы и сделала, но желающих не нашлось, и она оставила. Чтобы хоть как-то облагородить помещение, она развесила по стенам репродукции и ковры, часть столов накрыла скатертями, а на те, что остались без чехлов, водрузила статуэтки и различную кухонную утварь. Имелся даже самовар, и в нем можно было кипятить воду, включив его в розетку.

У стены с самым большим ковром помещался диван-книжка. Он был заправлен постельным бельем. На тумбочке рядом стоял ночник.

Некогда казенное помещение совершенно точно сдавалось как жилое!

Один из полицейских чихнул. Потом еще раз и еще. Это был симпатичный опер с монобровью, фамилии и звания которого она не запомнила, вытирал лицо платком и ругался. Пылищи в комнате стало еще больше, а все потому, что мужчины отодвинули шкаф. За ним кирпичное крошево, известка. Стена разрушалась немного странно, казалось, что ее пытались пробить. Наверное, так и было. Как Алиса слышала, хозяйка помещений приобрела их, ожидая, что дом отремонтируют за счет городской казны. Центр как-никак, лицо старого Тбилиси! Но отделали только фасад. И все. Даже арку изнутри не тронули. Хуже того, втащили в нее мусорные баки, чтобы не бросались в глаза. Тогда жильцы стали портить имущество. Кто-то подпилил балки, кто-то мелкий поджог устроил, один идиот умудрился засорить сточные трубы, и тогда во дворе стояла такая вонь, что слезились глаза. Снова явилась комиссия и вынесла вердикт: ремонт дома нецелесообразен, легче жильцов расселить по новым квартирам. Этот вариант всех устроил, кроме старожила. Даже Карину. Она думала, ей дадут три квартиры. И хотя бы одна будет в центре. Ан нет, предлагали две и на окраине. Сосо уговаривал мать соглашаться, но та была уверена в том, что своего добьется…

Не угадала! Сейчас ей уже ничего не предлагают. Чиновники, завидев ее, велят секретаршам никого не пускать. Но Карина, надо сказать, живет в своем доме неплохо. Центральный корпус здания крепок, в нем ничего не рушится и не течет. В квартире есть душевая кабина и уборная. Чтобы сын не скучал, женщина приобрела спутниковую тарелку, и он смог смотреть двести каналов. И все же он казался несчастным, этот залюбленный мамой старый мальчик. У него даже друзей не было! Но с покойным соседом Алисы он общался. Она знала это точно: видела, как Сосо заходил в его комнату. А в руке пакет из продуктового магазина. Мама мальчику пить, курить запрещала, но старший товарищ, возможно, с радостью поддерживал компанию. Что у него имелись вредные привычки, очевидно: в конторе табаком воняет, а на полу стоит батарея пустых винных бутылок.

– Можем идти, – услышала Алиса голос за спиной и вздрогнула. Нервы ни к черту!

– Они вроде бы документы соседа нашли, – сказала она, услышав возглас монобрового.

– Теперь хотя бы личность установят. – Роман протянул ей ключи, а рюкзак закинул себе на плечо. – Давай уже валить отсюда. На меня этот дом производит гнетущее впечатление, даже если я не думаю о покойнике. Как ты тут жила?

– Нормально, – пожала плечами Алиса.

– В монашеских кельях обстановка получше, чем в твоей комнате.

– Я и платила за нее не как за номер в пятерке.

– А этот итальянский дворик, – не унимался он. – В нем все грязное, порушенное…

– Ты повторяешься, Рома, – немного сердито буркнула Алиса. – Все это я от тебя полчаса назад слышала.

– Я просто хочу кое-что выяснить, чтобы понять тебя. А ты мне про дешевизну только… – Он притормозил возле каштана, окинул его взглядом от корней до крон. – Тут даже дерево корявым выросло.

– Ему больше ста лет, и за это время ветки его и ломали и отпиливали. К нему прибивали доску объявлений, навешивали качели. В него врезались на мотоцикле. А он все стоит. Я любила пить утренний чай под кроной зеленого великана…

Он остановился и внимательно посмотрел на нее. Будто проверял, серьезно ли она.

– А орнамент на стене? Ты его рассмотрел?

– На какой стене?

– Третьего корпуса. Того, где музыкант живет. Орнамент под крышей. Он напоминает ноты. Когда старик играет на своем фортепиано, мне кажется, что звуки взмывают и опускаются на карниз. Как птички. А потом стекают, превращаясь в выпуклости на камне…

– Я не смотрю на мир так, как ты, – сказал он.

– И это нормально. Все люди разные.

– Поэтому ты пишешь стихи, а я занимаюсь компьютерным обеспечением. – Рома двинулся дальше, подхватив ее под локоток. – Но я не сухарь, не негативщик.

– В этом тебя нельзя заподозрить. Ты позитивный человек, эмоциональный и чувствующий. – Она хотела сказать «чувственный», но воздержалась.