Письмо из ниоткуда

– Откуда знаешь? – вопрошали любопытствующие.

– Видела, как она к бабке Марфе ходит за ними. – Та на окраине села жила, почти в лесу, и считалась ведуньей. – Я сама у нее беру отвар для мужика своего. От пьянства.

– Не помогает, – заметил кто-то. Дядя Вася был известным в поселке алкашом.

– Вот и соседке не помогло, – вздыхала Машкова. – Дочка ее теперь сироткой осталась. В детдом заберут, наверное. У нее ж никого больше…

Но она ошибалась. У Аллы имелась старшая сестра. О ней девочка узнала незадолго до смерти матери. Женщина, понимая, что дни ее сочтены, рассказала младшенькой о старшенькой, Марине. С ней мама в пух и прах разругалась еще до рождения Аллы. Из-за чего, не сказала. Но так быстро взгляд отвела, что стала понятно – из-за нее. Наверное, Марина не хотела, чтобы мама еще одного ребенка в капусте находила.

– Сколько ей лет? – спросила Аллочка.

– Двадцать пять скоро.

– Ого, большая! А у нее тоже папы нет?

– У нее был. – Мама при этом ни разу не была замужем. – Но он умер давным-давно. Поэтому я Марину, как и тебя, одна воспитывала.

Аллочка и дальше бы расспрашивала маму, да та тему закрыла. Но, прежде чем это сделать, показала дочери страницу в записной книжке, где были данные Марины.

– Если со мной что-то случится, свяжись с сестрой, – сказала она и ушла из дома по делам.

…А через полтора месяца ушла и из жизни.

Сестра Марина приехала только на похороны, и их пришлось организовывать коллегам и соседям покойницы. Их молодая женщина за это поблагодарила, но сдержанно и как будто не от души.

– Будто царица-императрица, которой подданные угодили, – сердито бубнила старшая Машкова.

А младшая, подружка Алки, возражала:

– Нет, Марина на эльфийскую принцессу похожа. Беленькая, тоненькая, красива-а-а-а-я…

– Кожа да кости. Тоже болеет, что ли?

А чтобы не теряться в догадках, задала этот вопрос Маринке. Та заверила женщину, что с ее здоровьем все в порядке, а стройность нынче в большой моде, и она ее долго добивалась.

– Я полненькой была в детстве и юности, – разоткровенничалась она к окончанию поминок. Разговорила ее самогоночка, которую пришлось выпить за упокой, чтобы все отстали. Лучше ее, чем кошмарный кагор, купленный в сельпо по акции. – Алке зато повезло, тощая от природы.

– Да она не жрет ничего, – отмахивалась соседка. – Мать ее чуть ли не силой кормила.

– А от меня конфеты прятала. Но я все равно их находила и зараз съедала.

– Даже если килограмм?

– Было и такое. Потом меня шоколадом рвало.

– Но вы с сестрой все равно похожи, – отмечала Машкова, подливая Маринке самогонки. Ей так много нужно было узнать, чтобы потом рассказывать товаркам. – Уж не один ли у вас отец?

– Мой умер десять лет назад.

– Они неженаты были с мамкой? – Голос соседки дрожал от любопытства. Алла, которая лежала на диване лицом к стене и притворялась спящей, это отмечала.

– У него имелась семья. Дети и даже внук. Отец мой был директором Дворца культуры, а мать в художественной самодеятельности участвовала. Уж не знаю, как эти двое, старая дева и примерный семьянин в летах, поладили, но плодом их романа стала я.

– Признал батя тебя?

– Неофициально. На дни моего рождения навещал, дарил кукол. Всегда белокурых и толстых. Я их терпеть не могла. Отца тоже. Не хотела я видеть в старике с волосами, зачесанными на лысину, отца. Но мать на нашем общении настаивала. Когда папашка умер, я выдохнула. Материальной поддержки от него все равно никакой, а кукол дурацких мне и так девать некуда было: отдала бы, да мать не разрешала. Папочкины подарки же!

– Больше у нее никого не было?

– Мать мужиков не любила. Что неудивительно: отец лупил ее, а брат старший в бане за ней подглядывал да дружков водил, чтоб те тоже поглазели. Она из-за этого отсюда уехала и не возвращалась, пока все не умерли.

– От кого же она Алку-то родила? – выдала соседка главный вопрос.

Но ее любопытство удовлетворено не было. Маринка ответила скупо: «Не знаю!» – и на этом разговор свернула.

Кто ее отец, Алка все же узнала, но гораздо позже. В тот же вечер после поминок она долго не могла уснуть. Вроде и устала, и намучилась, и наплакалась, а даже в дрему погрузиться не получалось. Думы покоя Алле не давали. Она представляла свое будущее, и сердце сжималось от страха. В нем не будет ни мамы, ни родного поселка, ни их небольшого, но такого привычного хозяйства с курочками и козой, ни подружки Лады, ни клуба, на сцене которого она выступала со стихами и танцами, ни учительницы Руфины Радиковны – именно к ней в класс Алла мечтала попасть…