Письмо из ниоткуда

– Да. И ни в какую не хотела переезжать. А ей за комнату предлагали столько денег, что на них можно было отдельную квартиру купить в современном ЖК. Но Наташенька всех риелторов послала. А на мать обиделась, когда та стала ее вразумлять. Сказала, что хочет сохранить комнату даже не для себя, а для дочки Поленьки (той четыре годика). Три поколения семьи в ней жили, а четвертое пусть делает с родовым гнездом что захочет. «Но только после моей смерти!» – добавляла она.

– Вы хотя бы с соседями договорились?

– Естественно. И ключ оставили. А еще я умную колонку Наташе подарил, настроил голосового помощника на телефоне. Она могла позвать на помощь… Но никогда не звала, сама справлялась. Она еще не достигла состояния «нежилец», понимаешь? У нас была надежда ее вылечить. Но даже без операции, только на препаратах Наташа бы продержалась два-три месяца, а если бы достали те, что наобещал дядя Миша, и год. И все были уверены в том, что она будет бороться и в конечном итоге победит рак.

– Но она не захотела… Странно, согласен. Наташенька всегда была бойцом.

– Она устала. Потеряла стимул. И разочаровалась в отце. – Генрих опять стянул очки и взялся их протирать. Роману хотел отобрать их и швырнуть об стену. – Она ведь очень его любила. Больше, чем маму, бабушку.

– Знаю. Она так плакала, когда мы не нашли его здесь. И к абхазской бабушке она все рвалась, надеясь на встречу с отцом, но та ей отказывала. Так и говорила: «Тебе тут не рады!» Поэтому мы все ее старой грымзой и называли.

– Теперь она в земле лежит. А о покойниках так нельзя.

Генрих поднялся с кресла. Все его штаны были в кошачьей шерсти, и от них все еще чуть пованивало. На его месте Роман выбросил бы их сразу по возвращении домой – запах не отстирается.

– Пойду собираться, – сказал Генрих. – Хочу пораньше в аэропорт выехать, чтобы подольше походить по дьюти-фри.

– Тебя провожать?

– Не надо. Простимся сейчас. Но прежде… – Он вынул из кармана конверт с надписью «ПАПА» и швырнул его в камин. – Письмо не доставлено, – проговорил он голосом робота.

– Прощай. – Роман хотел добавить «друг», но передумал. Уже выяснили, что они никто друг для друга.

Генрих молча протянул руку, и Роман ее пожал.

Распрощались.

Когда гость покинул номер, Роман стянул с себя одежду, оставшись в одних трусах, и залег на кровать, чтобы поработать. В отпуске он не был уже три года и решил взять его как минимум на месяц. За это время он не только объедет Грузию, но и посетит соседние страны. Все до единой. Ни в одной, кроме России, не был. Даже в Турции. Отдых там казался ему тюленьим, но именно такого захочется после передвижений по Кавказу. Ромчик возьмет отель пять звезд с «ультра все включено» и будет тюленить в нем вместе с Алисой.

Он очень надеялся на то, что они сблизятся во время путешествия по Кахетии. А то и влюбятся друг в друга… Он уже готов!

Вспомнив об Алисе, Роман улыбнулся. Уже сильно соскучился по ней. Да и время близилось к обеду. Он не заметил, как пролетели два с половиной часа. Долго девушка за своими стихами ходит.

Он дал ей еще полчаса, а потом решил позвонить. Пока же следовало побриться, по-человечески помыться и протереть кроссовки влажной тряпкой. В качестве таковой можно использовать вчерашние носки. Их он решил не стирать, а выбрасывать.

Переделав все дела, Роман поднес кроссовки к камину, чтобы они быстрее высохли. Тот давно потух, но камень сохранял тепло. Недоставленное письмо так и лежало на дровах. Оно обгорело только с краю, и Роман взял кочергу, чтоб сунуть его поглубже, но… Вместо этого вытащил конверт. Читать чужие письма плохо, это все знают. Но и адресант, и адресат мертвы, так какая теперь разница?

Он надорвал конверт, достал из него обгоревший с двух углов лист. Развернул…

– Быть такого не может, – прошептал он. И в тот самый миг ВСЕ понял!

Глава 3

Она зашла во двор и услышала крик. Голосила Карина Иосифовна Губельман.

– В кого ты такой никчемный?! – Голос ее раздавался из окна. Оно было незашторено, и Алиса видела все, что происходит в комнате.

Мама и сын стояли друг напротив друга, они как будто только что откуда-то пришли. Сосо был нарядный, но уже начал раздеваться. Он снял и повесил пиджак и все порывался стянуть голубую футболку, но при Карине делать этого не хотел.

– Выйди, мама! И оставь меня.

Ого, он умеет с ней препираться?

– Даже старухе с утянутой рожей ты не понравился! – не давала слабины мать. – Когда я сказала Фариде, что ты хочешь пригласить ее в театр, она рассмеялась.

– Она уже старуха, а не дама бальзаковского возраста?

– И ладно бы она просто тебя отшила, так и мне отлуп дала. Нет у тебя больше алиби, сыночка.

– У тебя будто есть?

– Представь себе.

– На рынке торгаша какого-нибудь подговоришь? Одного из своих армянских родственников?

– Любовника своего попрошу. У которого была в тот день! Пусть торгаш, зато ласковый. Что вылупился? Да, у твоей матери есть личная жизнь. Она умеет произвести впечатление, в отличие от тебя!

– Нет, ты обманываешь, – замотал головой Сосо.