Письмо из ниоткуда

– Для всех я сейчас не в Грузии, а в Краснодаре, в командировке. Я на самом деле должен был лететь туда, но сумел отменить. И рванул в Тбилиси.

– Что за таинственность?

– А я не рассказывал? – Генрих вытер рот салфеткой. Только сейчас Роман заметил, что у того появился небольшой шрам под подбородком. Раньше его не было. – О том, что Наташенька разыскала отца, никто из ее семьи не знает. О ее письме ему тоже. Она только мне это доверила. И я буду тайну хранить, хотя уже и смысла нет…

К их столику подошла супруга хозяина, она же на данный момент официантка, и подала Роману кофе. Она уже знала, какой он пьет, поэтому не спрашивала. Он улыбнулся ей благодарно. Приятная женщина, и муж у нее хороший. Но Генрих, естественно, был с этим не согласен. Ему вообще мало кто нравился из людей. Зато котов он обожал! Всех в Тбилиси перегладил. А какой-то его даже описал. Генрих жаловался на это, но продолжал брать на руки всех усатых-полосатых, что попадались ему на пути.

Они позавтракали, беседуя на отвлеченные темы. На этом настоял Генрих. Сказал, что хочет насладиться трапезой, а серьезные разговоры этому мешают. Когда тарелки опустели, приятели поднялись в номер Романа.

– Сексом пахнет, – ляпнул Генрих, переступив порог.

– Не выдумывай.

– Хочешь сказать, один ночевал?

– Тебя не касается.

Роман не просто не считал нужным перед Генрихом отчитываться – он категорически не желал посвящать его в подробности своей личной жизни. В прошлом тот был так в нее погружен, что это мешало. Теперь, когда Роман стал взрослее и мудрее, он понял, что зря позволил Генриху превратиться в ангела-хранителя их с Наташенькой пары. Гнать его нужно было! А ей запрещать видеться с парнем, по уши в нее влюбленным…

Да, это домострой. Или, как сейчас модно говорить, абьюз? Он не разбирался в терминологии. А в отношениях – да. Сейчас, не тогда, когда им было по пятнадцать, по двадцать. Паре третий не нужен, и не важно, кто это: мама, папа, друг, подруга. Любой взрослый лишний, потому что будет вмешиваться, влиять. Наташенька с Ромкой подсознательно чувствовали это, поэтому оберегали свой мирок. Но в него смог просочиться Генрих. Да, он вроде только помогал. Он мирил их, выслушивал. А когда с Наташенькой случилась беда, именно он смог найти доктора-гения, спасшего ее жизнь…

Но лучше бы его не было!

– Ты почему так на меня смотришь? – испуганно спросил Генрих.

– Как?

– Будто я тебе враг.

– Ты мне никто, как и я тебе, – припомнил его же слова Роман. – Теперь мы с тобой совершенно точно больше не встретимся. Я так решил.

– Не очень-то и хотелось, – фыркнул Генрих. – Но если вдруг столкнемся в Нижнем, куда ты, скорее всего, приедешь, прости, если я из вежливости с тобой поздороваюсь.

– Хочу вопрос тебе задать. И очень прошу, ответь честно… – Он вцепился взглядом в лицо собеседника. – Ты спал с Наташенькой?

– Да, – буднично ответил Генрих. – Но не тогда, когда вы встречались, разумеется. Для нее не существовало никого, кроме тебя.

– А когда?

– В последние ее месяцы. Наташенька пришла ко мне и сказала: «Я была глупой, слепой и неблагодарной. Не понимала, что ты моя судьба, не видела твоих поступков, не ценила верности!» Она уже знала о диагнозе, но скрывала его.

– Решила осчастливить тебя перед смертью?

– Да. И я это почувствовал, когда занялся с Наташенькой любовью… Я не про то, что она умирает…

– Понял, что тебе дали в целях благотворительности?

– Да. Поэтому мне не понравилось. И я сказал, что секс для меня не важен. Она с облегчением выдохнула. И мы вернулись к дружескому общению. Но особенному. Отмеченному незримым флажком.

Они прошли внутрь номера и расселись. Рома на кровать, которую Алиса успела перед выходом застелить, а Генрих на кресло у камина.

– Как она умерла?

– Я же тебе говорил, не мучаясь.

– Ты был рядом?

– Никого не было. Она всех отослала.

– Чувствовала приближение конца?

– Она сама его приблизила! – выкрикнул Генрих и схватился за голову. – Наташенька с собой покончила! – Он всхлипнул, сорвал очки и принялся их яростно тереть. – Выпила все таблетки, что были. Разом! Мы с Поленькой выкинули пустые упаковки, чтобы скрыть это. Самоубийц не отпевают, а мы хотели, чтобы над ней совершили традиционный похоронный обряд.

Он вскочил. Лицо красное, мокрое. Глаза несчастные.

– Она избавила нас от проблем, понимаешь? Я собирался квартиру продавать, чтобы деньги потратить на ее лечение. Ольга Степановна кредит хотела взять…

– И дядя Миша обещал помочь?

– Только обещал. Но, как обычно, слился. Я тебе уже рассказывал об этом.

– Тогда я не понимаю, когда она передала предсмертные послания?

– Вечером. Перед тем, как напиться лекарств. Утром мы ее нашли.

– Вас ничего не насторожило?

– Нет. Никто из нас и подумать не мог о том, что Наташенька сведет счеты с жизнью.

– Почему вы оставляли ее одну? Разве можно было это делать? – распалялся Рома. – Ей же в любой момент могло стать плохо?

– Ты как никто знаешь, что Наташу не переупрямишь. Если она себя хорошо чувствовала, то всех прогоняла. Ослабевая, позволяла кому-то из нас ночевать с ней в комнате.

– Она продолжала жить в коммуналке?