Письмо с того берега

Богдан любезно поклонился и, представив себя и Элину, сообщил, что как профессор-историк интересуется древним и славным родом маркизов де Крюссоль, поскольку знает, что он связан с польской аристократкой Эмилией Будзишевской.

Луиза де Брюссоль мгновенно преобразилась. На ее лице появилась ностальгическая улыбка. Было видно, что в пересечении времен маркиза находит свой уголок, где может погрузиться в воспоминания.

– Вы, правы, месье Апостолов, Эмилия де Крюссоль, урожденная Будзишевская была моей прародительницей. – Мадам маркиза начала говорить по-французски, но Богдан с невероятно изысканной улыбкой спросил:

– Могли бы мы продолжить разговор по-английски? Моя ассистентка не владеет французским.

– Absolutely[10], – улыбнулась маркиза, и весь дальнейший разговор происходил на английском языке.

Луиза де Крюссоль поднялась с дивана, сделала знак рукой и увлекла их к настенной фреске, изображавшей ветвистое фамильное древо. Ткнув пальцем в его середину, она сказала: – Вот здесь Эмилия Будзишевская. Как видите, от брака с маркизом Франсуа де Крюссоль у нее родились два сына. И, если проследить линию сына ее Филиппа, через несколько колен на одной из ветвей мы с вами обнаружим мое имя.

Маркиза улыбнулась и пригласила всех вернуться к диванам для продолжения беседы. В ее элегантности была невыразимая грация, а сама она была идеальным образчиком стиля и вкуса. В каждой складке ее платья, в изгибе бровей и в прическе скрывались тайны не рассказанных историй.

– Возможно, вам неизвестно, что Эмилия де Крюссоль пережила немало личных трагедий. Ее супруг Франсуа, как теперь говорят, был прогрессивным человеком, и не настаивал на сокрытии щекотливых фактов ее предыдущей жизни.

– Эти факты были известны всему семейству де Крюссолей? – удивилась Элина.

– Так уж вышло. – Улыбнулась маркиза. – У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу. Надежнее всего хранить их на видном месте. Не правда ли?

– Сущая правда! – заверил ее Богдан, тем самым подтолкнув к продолжению повествования.

– До того, как стать маркизой де Крюссоль, Эмилия была замужем за польским аристократом Кшиштофом Будзишевским. Но тот погиб на войне, и она овдовела в семнадцать лет. Восемнадцати лет от роду, будучи вдовой, и, по сути, свободной женщиной, Эмилия полюбила французского офицера Мишеля Шарбонье, который участвовал в русской компании тысяча восемьсот двенадцатого года. Вскоре из России пришло известие о гибели Мишеля Шарбонье в сражении при Березине. Через год, дождавшись окончательного подтверждения его смерти, она вышла замуж за моего предка. Но счастливого конца в этой истории, увы, не случилось. – Опечалившись, Луиза де Крюссоль тяжело вздохнула. – Спустя три года из России пришло известие о том, что Мишель Шарбонье жив, но покалечен, и что он находился на излечении в Вильно.

– Надо же… – сочувственно проронила Элина.

Луиза де Крюссоль констатировала:

– Иногда в жизни случаются удивительные вещи, я бы сказала, чудеса. Но в нашем случае чудо привело к невосполнимой трагедии. То ли от чувства сострадания, то ли от осознания собственной вины, Эмилия свалилась в горячке и вскоре умерла, оставив двух маленьких детей.

– Вы так подробно рассказываете, как будто знали ее лично. – Восхитился Богдан.

Маркиза с пониманием улыбнулась:

– В знатных семьях, таких как наша, о предках знают многое, если не все.

– Возможно, сохранились какие-то письма или документы того времени?

– Они долгое время хранились в замковой библиотеке. Но однажды к нам приехал друг моего племянника, увлекавшийся стариной. Порывшись в архиве, он предположил, что хранившееся там письмо Мишеля Шарбонье, которое было прислано из России и которое было особенно дорого Эмилии де Крюссоль – является единственной сохранившейся открыткой, которая была напечатана в мастерской парижского гравера Демезона.

– Это большая редкость. – Подтвердила Элина.

Маркиза опустила глаза.

– К моему огромному сожалению, именно по этой причине, я выставила открытку и еще кое-какие архивные документы на аукцион.

– Ах, как жаль! – не сдержался Богдан.

– Увы, это так. На содержание замка нужны огромные средства. Дела живых – это прежде всего, а жизни мертвых, как сказал Тулий Цицерон, хранятся в памяти живых. Им ни к чему документальные подтверждения.

– Возможно вы и правы, дорогая маркиза. – Богдан плавно подводил разговор к нужному повороту. – Вам известно, кто купил ту открытку Мишеля Шарбонье?

– Безусловно. – Луиза де Крюссоль деловито кивнула. – Мы, как полагается, подписали договор. Открытку и еще несколько документов приобрел частный музей Почтовых отправлений и Рукописей.

– Ах, вот как… – Богдан ненадолго задумался и на всякий случай поинтересовался: – Не осталось ли у вас копий или фотографий той открытки?

– К великому сожалению, я не знаю. Оставьте свой номер секретарю. Я дам ему поручение. Если он найдет копию, то вышлет вам фотографию. – Ответив, Луиза де Крюссель взглянула на часы, давая понять, что время аудиенции ограничено.

– Прошу вас, еще один вопрос, – поспешно сказал Богдан. – Где находится этот музей?