Письмо с того берега

– Дня два иди неделю. – Она пожала плечами.

– Мне вы понадобитесь раньше.

– Сами-то когда уезжаете? – с усмешкой спросил Богдан.

– Завтра утром. – Ответил следователь.

– Мы с Федором Павловичем тоже улетаем, – сообщила Нинель Николаевна. – Сегодня он выступает на конференции, а послезавтра наш самолет. Жаль, что так недолго пробудем в Париже.

Лежавший на столе телефон Богдана вдруг засветился. Взглянув на экран, он быстро схватил его, проверил электронную почту и посмотрел на Элину:

– Письмо с вложением от секретаря маркизы де Крюссоль.

– Открывай его поскорее! – воскликнула та.

Все, кто сидел за столом в напряжении следили за тем, как Богдан водит пальцем по экрану, разглядывая фотографию.

– Что там? – не сдержалась Элина. – Да говори же!

– Снимок открытки, похищенной из музея. – Богдан оглядел присутствующих, будто призывая их в свидетели свершившемуся чуду.

– Как это возможно?! – воскликнула Нинель Николаевна, однако Элина поспешила ей все объяснить:

– До того, как открытка попала в музей, она в течение двух столетий хранилась в замке де Карматин, родовом гнезде маркизов де Крюссоль.

– Читайте же, что там написано! – профессор Астахов с трудом себя сдерживал.

– Лучше вы. – Богдан протянул ему свой телефон.

Дрожащими пальцами, Федор Павлович увеличил изображение и начал вслух переводить текст письма на русский язык.

– «Дорогая Эмилия! В последние дни мне и моим солдатам пришлось выполнять важное поручение, в ходе которого мы претерпели невосполнимые потери. Вот славные имена обретших покой близь Несвижского замка Доминика Радзивилла. Запомним их навсегда».

Профессор замолчал.

– Есть что-нибудь еще? – поторопила его Элина.

– «Будем надеяться, что состояние моего здоровья позволит мне вернуться к вам, и я избегну гибельных случайностей войны».

Астахов поднял глаза и удивленно произнес: – Дальше – знак креста и список имен, вероятно тех, кто погиб в сражении близь Несвижского замка и обрел там вечный покой.

– Прочитай! – распорядилась Нинель Николаевна.

– «Пьер Мартен, Андре Дюран, Жан Дюбуа, Жак Моро, Филипп Бертран, Бартелеми Лоран, Маттиас Лерой, Тома Фурнье, Тадеус Жерар, Саймон Ламбер, Джюде Лефевр».

– И все?! – Богдан был в бешенстве. – Этот Шарбонье был конченым идиотом!

– Ну, почему же… – Нинель Николаевна достала из кармана платочек и приложила его к глазам. – Мишель Шарбонье оплакивал товарищей, павших в бою. Такая чувствительность характеризует его как тонкого человека.

– Но зачем писать об этом своей любовнице? – не унимался Богдан.

– Вероятно, Шарбонье хотел запечатлеть память погибших друзей. – Предположил профессор Астахов. – По возвращении во Францию многие офицеры брались за написание военных мемуаров. Мы не знаем когда и где Мишель Шарбонье закончил бренное существование. Возможно, в каких-нибудь французских архивах есть его мемуары.

– Мишель Шарбонье был покалечен, и остался жив. Об этом Эмилии Будзишевской сообщили в тысяча восемьсот шестнадцатом году. – Сказала Элина.

– Из всего вышесказанного делаю вывод, что сокровищ вам не найти. – Филиппов благодушно откинувшись на спинку стула. – Поэтому предлагаю завтра лететь со мной в Питер.

– Да, мы с вами едва знакомы! – С вызовом воскликнул Богдан.

Иван Макарович с пониманием усмехнулся.

– Если бы, заселяясь в отель, вы правильно записали свой номер телефона, мы бы познакомились гораздо раньше. Вы – хитрец и большой проныра, Богдан Апостолов.

Это заявление вызвало неожиданную реакцию, Богдан расхохотался и сквозь смех, объяснил:

– Весьма полезная привычка. Вы не находите?

– Нахожу, – согласился Филиппов. – Завтра утром мы улетаем. Это приказ. Советую подчиниться, чтобы потом не бегать от Интерпола.

Астаховы спешно попрощались, объяснив свой уход необходимостью присутствовать на конференции, где Федор Павлович должен был сделать доклад.

Филиппов тоже поднялся из-за стола и на ходу, случайно вспомнив, спросил у Элины:

– Вчера в разговоре вы упомянули профессора Навикаса и аспиранта Лутонина. Они тоже здесь?

– Оба приехали на конференцию и проживают в этом отеле. – Подтвердила Элина. – Артур Янович Навикас – известный ученый-историк, эксперт по письмам наполеоновских солдат. Именно он первым изучил открытку Шарбонье.

– И каким же было его экспертное мнение? – поинтересовался Филиппов.

– Навикас считает, что это подделка. Теперь уже ясно, что он ошибся, но такое может случиться с каждым.