Питер Пэн и Венди. Дети воды. Ветер в ивах

Может, он и не решился бы поднять голову, но, хотя музыка уже стихла, призыв всё так же властно звучал внутри него. Он не мог не посмотреть, даже если бы сама смерть мгновенно справедливо его поразила за то, что он взглянул смертными глазами на сокровенное, что должно оставаться в тайне. Он послушался и поднял голову, и тогда в светлых лучах приближающейся зари, когда даже сама Природа, окрашенная невероятным розовым цветом, примолкла, затаив дыхание, он заглянул в глаза друга и помощника, того, который играл на свирели. Он ясно увидел кудри и крючковатый нос между добрыми глазами, которые смотрели на них ласково, а рот, спрятавшийся в бороде, приоткрылся в полуулыбке, увидел руку возле широкой груди и другую руку, которая держала свирель, только что отведённую от губ, видел крепкие ноги, прочно опирающиеся на дёрн, и угнездившегося между его ступнями крепко спящего в полном покое маленького, кругленького, толстенького детёныша Выдры. Всё это он увидел своими глазами, совершенно отчётливо на фоне рассветного неба! Он всё это увидел своими глазами и остался жив, а оставшись в живых, очень этому удивился.

– Рэт, – нашёл он в себе силы прошептать, – ты боишься?

– Боюсь? – пробормотал он, и глаза его сияли несказанной любовью. – Боюсь? Его? Да нет же, нет! И всё-таки… Всё-таки мне страшно, Крот!

И оба зверя склонились к земле в порыве благодарности.

Неожиданный и величественный, поднялся над горизонтом солнечный диск и взглянул на них. Его первые лучи, прострелившие насквозь заливной луг, плеснули светом в глаза и ослепили их. А когда они снова открыли глаза, видение исчезло и воздух наполнился птичьими гимнами, славящими зарю.

И когда оба друга глядели пустым взглядом, погружаясь в печаль оттого, что они видели и тут же утратили, капризный лёгкий ветерок, танцуя, поднялся с поверхности воды, растрепал осины, тряхнул покрытые росой розы, легко и ласково дунул им в лицо, и с его лёгким прикосновением наступило забвение, потому что друг и помощник каждому, перед кем он предстал и кому помог, напоследок посылает ещё один чудесный дар: способность забыть. Чтобы воспоминание о необычном не укоренилось и не разрасталось в душе, чтобы оно не затмевало радостей дальнейшей жизни для тех, кого он выручил из беды и кому помог, чтобы каждый оставался счастливым и беззаботным, как прежде.

Крот протёр глаза и вытаращился на дядюшку Рэта, который в недоумении оглядывался вокруг.

– Ты что-то сказал, Рэт? – спросил он.

– Я только заметил, что это то самое место. Тут только мы его и сможем найти. Погляди! А вот и малыш!

И с радостным возгласом он бросился к дремлющему Портли. А Крот ещё минуточку постоял неподвижно, погружённый в свои мысли. Как тот, кого вдруг разбудили от хорошего сна, старается удержать его, и не может ничего вспомнить, и не может вызвать в памяти ничего, кроме чувства красоты. Да, красоты. Пока и она, в свою очередь, не поблёкнет, пока сам проснувшийся не поймёт окончательно, что он проснулся и должен начать осознавать грубую действительность. Наконец Крот, поняв, что он не может удержать воспоминания, тряхнул головой и пошёл вслед за дядюшкой Рэтом.

Портли проснулся, издав радостный писк, и стал весь извиваться оттого, что он видит близких друзей своего отца, которые так часто, бывало, играли с ним. Но вдруг мордочка его сделалась озабоченной, и он начал бегать кругами, принюхиваясь и повизгивая жалобно. Как дитя, которое уснуло счастливым на руках у няни, и вдруг пробудилось в одиночестве и в незнакомом месте, и бегает по комнатам, ничего не узнавая, и отчаяние всё больше и больше овладевает его сердечком. Так и Портли всё что-то искал и искал по всему острову и, не найдя, сел и заплакал.

Крот кинулся утешать маленького зверушку, а дядюшка Рэт пристально и с изумлением глядел на большие следы, отпечатавшиеся на траве.

– Какой-то… большой зверь… был тут, – бормотал он в задумчивости и никак не мог выбраться из этой задумчивости.

– Пошли, Рэт, – окликнул его Крот. – Подумай о бедном дядюшке Выдре, который ждёт там у брода!

Портли быстренько утешили, пообещав прокатить его по реке на лодке. Оба зверя препроводили малыша в лодку, надёжно усадили между собой на дно и двинулись по заводи к основному руслу. Солнце уже совсем взошло и согревало их, и птицы распевали во всю мочь, и цветы улыбались и кивали с обоих берегов, хотя они были не такими яркими, как, помнилось, они где-то недавно видели, сами не зная где. Добравшись до середины реки, они развернули лодку по течению вверх, туда, где, как они знали, их друг нёс свою одинокую вахту.