Питер Пэн и Венди. Дети воды. Ветер в ивах

– У неё – тоже, – ответила девушка. – Для такой, как она. Ну, делай как знаешь, ты жуткий, самовлюблённый, неблагодарный зверь. Мне просто тебя жаль, и я стараюсь тебе помочь!

– Да, да, конечно, огромное тебе спасибо! – сказал мистер Тоуд торопливо. – Но послушай, как же ты хочешь, чтобы мистер Тоуд из Тоуд-Холла бродил по окрестностям в обличье прачки?

– Ну, тогда сиди здесь в своём собственном обличье! – ответила она с жаром. – Я думаю, тебе хочется умчаться отсюда в карете, запряжённой четвёркой рысаков?

Честный мистер Тоуд всегда был готов признать свою неправоту.

– Ты хорошая, добрая, умная девочка, – сказал он. – А я и на самом деле самовлюблённая и глупая жаба. Познакомь меня с твоей достойной тётушкой, прошу тебя, и я полагаю, что мы с этой милой леди сумеем договориться на условиях, приемлемых для обеих сторон.

На следующий день девушка провела к нему свою тётушку, у которой в руках было завёрнутое в полотенце и заколотое булавкой выстиранное за неделю бельё. Старая дама была уже подготовлена к беседе заранее, а блеск некоторого количества золотых монет, которые мистер Тоуд предусмотрительно разложил на столе на самом видном месте, практически завершил дело и оставил очень мало простора для обсуждений. В обмен за наличные Тоуд получил платье из ситчика в цветочках, передник, шаль и поношенный чепец.

Единственное условие, которое старая леди поставила, желая избежать подозрений, – чтобы её хорошенько связали, швырнули на пол и засунули в угол. Этим не очень убедительным ухищрением и при помощи выразительного рассказа, который она сочинит, она надеялась сохранить своё место постоянной тюремной прачки, несмотря на то что всё, конечно, будет выглядеть довольно подозрительно. Тоуд был в восторге от этого предложения. Оно придавало блеск его бегству, и его репутация неисправимого и опасного существа снова подтвердится. Он с готовностью помог дочке тюремщика придать тётушке такой вид, будто она явилась жертвой непреодолимых обстоятельств.

– Ну, теперь твоя очередь, Тоуд, – сказала девушка. – Снимай-ка пиджак и жилет, ты сам по себе достаточно толстый.

Трясясь от смеха, она застегнула на нём крючки ситцевого платья, накинула на него шаль и завязала ленточки поношенного чепчика у него под подбородком.

– Ну, ты просто вылитая тётушка, – рассмеялась она, – и, я уверена, ты никогда в жизни не выглядел таким респектабельным. До свидания, Тоуд, счастливо тебе! Иди вниз тем же путём, каким тебя сюда привели, и, если эти мужланы-стражники будут отпускать в твой адрес нелепые шуточки, ты лучше просто отшутись и помни – ты вдова, совершенно одинокая, которая вынуждена дорожить своим честным именем.

С бьющимся сердцем и настолько твёрдой поступью, насколько это ему удалось, мистер Тоуд двинулся в своё рискованное и опасное путешествие. Вскоре он с радостью обнаружил, что всё идёт как по маслу, хотя его немного унижало, что ни пол, ни одежда, которые облегчали ему путь, ему лично не принадлежали.

Приземистая фигура прачки в знакомом платье из набивного ситца сама по себе была пропуском, отпиравшим любую запертую дверь, дававшим возможность миновать мрачные тюремные коридоры, и даже, когда он один раз засомневался, не зная, куда было бы правильнее свернуть, ему помог стражник, стоявший на часах у ближайших ворот, который спешил выпить свою чашечку горячего чая и поэтому прикрикнул на «прачку», чтобы она проходила быстрее, а не заставляла бы его торчать тут целую ночь. Самой главной опасностью для мистера Тоуда были всякие шуточки и заигрывания, на которые он должен был быстро и язвительно отвечать. Мистер Тоуд был зверем с развитым чувством собственного достоинства, и ему трудно было отшучиваться, когда на него сыпались остроты, как ему казалось лишённые всякого юмора и изящества. Он, однако, старался не выходить из себя и, хоть и с большим трудом, приспосабливал свои реплики к уровню умственного развития остряков, но при этом всячески старался остаться в рамках приличия.

Ему показалось, что несколько часов прошло, пока он пересёк последний внутренний двор, сумел отвертеться от настойчивых приглашений из последней дежурки, уклониться от протянутых рук последнего стражника, который, притворяясь очарованным, пытался обнять прачку на прощанье. Но наконец он услыхал, как замок в калитке, вделанной в огромные наружные ворота крепости, защёлкнулся за ним, ощутил прикосновение вольного воздуха к покрытому испариной лбу и понял, что он свободен!

У него закружилась голова от того, как легко совершил он этот подвиг, и он быстро зашагал туда, где мерцали огоньки ближайшего города. Он не имел ни малейшего представления, что ему теперь делать, и знал только одно, что ему нужно срочно убраться из тех мест, где леди, которую он вынужден был изображать, была такой известной и популярной фигурой.

Когда он, размышляя, вышагивал по дороге, его внимание привлекли красные и зелёные огни чуть поодаль от него и слегка в стороне от города, а слуха коснулось пыхтение паровозов и лязг товарных платформ на стрелках.